- Не можешь вспомнить? - орал он, восхищенный моей с перебоями работающей памятью.
- Не узнает! - радостно, через плечо, сообщил незнакомец каким-то бледно прорисованным в дымном тумане фигурам за своей спиной, и тут я его вспомнил, наконец.
Конечно, Аркадий, чудом залетевший сюда прямо из котла незабвенных чеченских событий. Был Аркадий плечист, как и тогда, строен, чисто выбрит и бледен той прозрачной бледностью, которая присуща рыжеватым блондинам и любителям ночного существования. Тогда, подвязавшись на жирной должности интенданта, Аркадий преуспел, получил майора и со страстью, нами молчаливо незамечаемой, использовал свободное время, дабы пострелять всласть. Мне он однажды показал маленькую записную книжку, кожаная черная корочка которой хоть и потерлась, все же ещё сверкала тисненным золотом: страницы были аккуратно, с интендантской тщательностью заполнены исламским полумесяцем и звездочкой, которая нам, неверным гяурам, более понятна.
- Здесь у меня те, которых я срезал наверняка, а здесь, - он тянул за ленточку закладки, - те, кто скорее всего мог выжить. Брак в работе, ухмылялся он и добавлял. - Мне простительно, я не профессионал, как ты, а просто любитель.
- Узнал! - продолжил Аркадий, восхищенно тиская мою руку. - Узнал, старый друг, узнал.
Обняв за плечо, он шептал мне прямо в ухо:
- Я тут уже несколько дней, вторая неделя пошла, хорошо, что тебя встретил. Дело серьезное, миллионами пахнет, точно говорю. Здесь обстановочка мутная, - шептал он, яростно вращая глазами направо-налево, не нравится она мне, но мы с тобой обязательно посидим, покумекаем, друг.
Он оглянулся на колышащиеся в тумане тени других курильщиков, и, отпустив меня, тут же сам стал, дрожа, как призрак растворяться в воздухе.
Мгновение спустя я выпал из этой непонятной курилки и через лестничный пролет попал в длинный, мрамором сверкающий гулкий зал с рядами пестревших табличками - "Касса не работает" - окошек. Обрадовавшись яркому освещению, я вытащил записку с номером телефона и стал разглядывать торопливо начертанные цифры. Вдруг рядом со мной возник давешний метрдотель, строго испросивший меня о причинах моего здесь пребывания. Заметив телефон-автомат, я торжествующе кинулся звонить по бумажке. После длинных гудков какой-то скрипучий голос объявил, что Света спит и не желает... Что не желает? - подумал я. Короткие гудки прервал уже метрдотель, все ещё стоящий за моей спиной:
- Прошу за мной.
Открыв дверь, он пропустил меня в зал. Ума не приложу, как это я умудрился петлять в этом лабиринте, пронизанном, по всей видимости, сетью прямых, мгновенных ходов. За столиком, горько надув спелые губки, в одиночестве пропадала Таня.
- Почему ты меня бросил? И куда тебя утащила эта противная шлюшка? слезки блистали на её прелестно накрашенных глазках. Осознав её печаль, я было даже забыл о сжигавшем меня беспокойстве. Таня доверчиво положила голову мне на плечо, Семен не появлялся; у нашего столика, совсем рядом, покинув сцену, медленно извивалась худосочная стриптизерша. Оставшись в двух ленточках, поддерживающих фиговый листик французских трусиков, она, наконец, взялась и за них.
- Семьдесят долларов, - вдруг все ещё печально и имея в виду трусики сказала Таня.
Девушка на сцене, винтообразно виляя бедрами, осторожно выскользнула из трусиков. Я вдруг понял, где искать Семена и,освободившись от пальчиков Тани, поспешил на лестницу и поднялся этажом выше. Стараясь не запачкать туфель в цементной пыли, я прошел один поворот, второй и заглянул в комнату с пустым, ещё не завешанным дверью проемом; сквозь большое окно уличный фонарь играл отражением на белых пляшущих ягодицах Семена, прижавшего к стене Свету. Мне почему-то стало тяжело, мутно, - потому ли, что свет фонаря удивительно и тревожно напоминал луну, или потому, что мне захотелось поскорее выбраться из ненужно удлинившегося кабака, но меня охватила какая-то ярость. Я подлетел к парочке, - Света успела вскрикнуть: "Нет! Нет!" - и с ходу, ловко набросал оплеух озадаченно отшатнувшемуся Юрию Леонидовичу. Между тем мы со Светой, на ходу поправлявшей что-то в одежде, перенеслись ещё в одну залу, с тремя центрами внимания присутствующих: один - стол с рулеткой, два других - большие круглые столы с сидящими кругом карточными игроками. Семенов Юрий Леонидович, вновь оказавшийся рядом и, видимо, уже не помнивший об оплеухах, непринужденно взял меня под руку и по мягкой ковровой дорожке провел в соседний зал, столь же тщательно и дорого отделанный, откуда мы на лифте спустились на этаж ниже.
Я уже ничему не удивлялся. То, что происходит нечто странное, и давно происходит - с этим смирился. Да и сил разобраться в этом абсурде не имел. Приходилось все принимать, как есть. Возможно, просто перепил, или здесь для веселья распыляли в воздухе какую-нибудь дрянь. Разгадывать все эти загадки было некогда.
Пройдя по устланному мягким ковром коридору, мы зашли в зал с деревянной мебелью в псевдорусском стиле. На столе шипел и плевался паром электрический самовар. Помещение оказалось предбанником уже закупленного на сегодня номера. Мы с Юрием Леонидовичем неторопливо разделись, облачились в услужливо поданные кем-то (совершенно не разглядел - кем!) простыни и пошли в парилку.
- Единственное место, где, кажется, нас не будут подслушивать, облегченно сказал Семенов.
Тело у него было мускулистое, лишь слегка тронутое жирком. Он следил за своей формой, и это меня расположило к нему.
- А что такое секретное вы хотели сообщить мне? - спросил я, оценивая качество жара. Я уже собрался было лезть на самый верх, но следующая фраза остановила меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72