Потом Семенов додумался спросить у Лены есть ли у неё зажигалка. Оказалось, есть.
Теперь они шли более уверенно. Противника здесь не было, иначе их уже подстрелили бы: света от зажигалки было вполне достаточно для удачного выстрела. Через некоторое время металлические части этой одноразовой зажигалки нагрелись. Пока они остывали, прошли ещё немного.
Тут Семенов наткнулся на что-то мягкое, при ощупывании оказавшимся неподвижным телом. В первые мгновения он похолодел... от неожиданнности, конечно, но ничего не произошло, и он вновь щелкнул кремнем зажигалки.
К его облегчению, на полу лежал совсем даже не Быков. Так, ещё один чужой труп.
А тут и дошли. Дверь оказалась прочно заперта изнутри. На засов, конечно. Крик и рев доносился уже лучше, но все равно тяжелая, облитая металлом дверь плохо пропускала звуки.
Стучаться не решились. Да и что это бы дало?
Лена нерешительно предложила:
- А может опять через кочегарку?
Больше никаких полезных мыслей обнаружить не удалось и, довольно быстро повторив свой же прежний маршрут, оказались в вестибюле, а потом у входной двери, закрытой на большой, очень похожий на подвальный, дверной засов. Видимо, Жук консервативно верил старым способам предохранения от злоумышленников.
Лена ловко откинула железную палку засова и распахнула дверь.
Семенов вышел вслед за Леной. Надо было спешить, но он задержался на крыльце... Спешить не хотелось. Все происходящее сейчас казалось потусторонним, нереальным, даже глупым. Людское мельтешенье... А ночь вокругь!.. Темень... И все же чувствовалось и утро, и хоть было ещё очень темно, нечто серое, тусклое, что разливалось кругом, заставляло угадывать конец ночи и наступление нового утра. А дождь все моросил, и будет ещё моросить много много дней. Большие деревья - мокрые и серые - обступали дом глянцевитой стеной. Темный и забытый "Джип" продолжал сиротливо мокнуть возле стены. И вновь мелькнула совсем не актуальная сейчас мысль: а не машина ли это Сосницкого? Посмотрев вверх, он заметил в небе наметившийся широкий просвет облаков, откуда мертво и тускло взглянула ослабевшая луна, с трудом высветившая край снеговой толстой гряды облака. И всё вокруг выглядело как-то странно в своем отрешении от их человеческой суетливой возни сегодня ночью, странно бесцельно, мокро и сияюще.
Ему, голому по пояс, не было холодно. Смерть, царящая кругом и очень близко от него, присутствием своим зажигало кровь: ему было даже тепло, везде пахло осенней листвой; предрассветная тишина была торжественна и бесстрастна и как-то удивительно гармонировала с его собственной затаенной отрешенностью от всего происходящего сейчас с ним.
Лена дернула его за руку и, очнувшись от мгновенного забытья, он побежал за ней следом: угол дома, маленькая железная дверца для приема угля - пришлось вновь сгибаться в три погибели, поспевая за юркой, быстрой фигуркой впереди - кладовая, где хранятся инструменты, тряпки, хлам, квашенная капуста, консервы и консервированные девичьи тела... Они вышли из кладовой и остановились, обозревая бессовскую вакханалию, неожиданно явившуюся их взорам.
И сразу стало понятно, что означал весь тот потусторонний шум, разобрать который они пытались ещё в коридоре перед закрытой дверцей, ведущей внутрь подвала.
Боже мой! Орали, визжали, звонко матерились и истерично развлекались девочки... Развлекались новой куклой, попавшей в их нежные ручки!..
Быков! Быков был их куклой. Быков, вновь привязанный к прутьям "шведской стенки". Быков, у которого на этот раз окончательно содрали всю одежду и которого - даже без обязательной набедренной повязки - сделали живым воплощением святого Себастьяна, только что вместо стрел, истыкавших бедного средневекового солдата, Быков был пытаем не зря все-таки раскаляемыми всю ночь железными прутьями. Дух же его был не сломлен, если судить по тем ругательствам, что густо покрывали стайку нежных девочек перед ним.
Семенов смотрел словно в ступоре на одну очень чернявую девочку, (лет пятнадцати, наверное) так захваченную накалом происходящего, что её нервы не выдерживали: сидела на полу, как кукла раскинув ножки, и колотила остывшим железным прутом по доске перед собой, что-то истерично - заходясь в крике и закатывая глаза - повторяющая в такт ударам.
Далее произошло вот что: поверх невысоких девиьих фигурок заметивший их Быков взревел, словно словно атомоход в тумане:
- Убей их! Убей их всех! Всех! Всех до единой шмакодявки!..
Так кричал он, в ярости забыв о собственной беспомощности.
Семенова и Лену немедленно заметили и тут же наступила тишина, прерываемая скрежетом зубов Быкова и другими проявлениями его ярости.
Семенов огляделся вокруг: какие-то неподвижные тела у стены... Да ведь это же те воины Жука или Короля, что приходили за ними, и которых так быстро удалось успокоить. Топором. Больше в зале живых никого не было: только воспитанницы Жука (талантливые, надо признать), он, Быков, Лена...
Странный шорох привлек внимание; Быков умолк как раз, лишь напряженно наблюдал, все молчали и только... Ну конечно,.. девочки не спеша, почти шаркая подошвами кроссовок, медленно передвигали ступни... словно танец зомби! Их что, этому тоже учили?
- А ну назад, сучки! - вдруг звонко, со злобой крикнула Лена и напрасно Семенов беспокоился на так давно - быстро и ловко передернула затвором автомата.
Шорох прекратился. Из группы стоявших впереди старших девочек, вышла одна вооруженная автоматом. Наверное, автоматом Быкова.
- Ленка! Ты что, переметнулась? Совсем спятила? Тебя же Жук зажарит и сожрет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74