- У тебя изумрудные глаза, - прошептал Род.
Она свободно потянулась, с чуть заметной улыбкой обвила его шею и
притянула его к себе, целуя его медленно, почти сонно и долго.
Род посмотрел ей в глаза, чувствуя себя крайне удовлетворенным и
очень даже в мире со всем миром. Черт, да мир мог хоть повеситься!
Он снова приподнялся, глядя на нее, затем медленно отвел взгляд и
осмотрелся вокруг: на выгнувшуюся над головой голубизну неба... на горку
одежды по обеим сторонам.
Он снова опустил взгляд, теперь в его лице не было ничего, кроме нее,
и, слегка удивленный, он обнаружил, что ему нравилось такое положение.
Покой внутри него был огромным, он чувствовал, что был цельным, совершенно
довольным всем миром, жизнью, в единстве с ними и с богом - и больше всего
с ней.
Он дал своей руке задержаться на прикрытой плащом ее груди. Она
закрыла глаза, что-то бормоча, затем, когда его рука застыла, она снова
посмотрена на него. Ее улыбка растаяла, в глазах крылась озабоченность.
Она начала было что-то говорить, остановилась и сказала вместо того
почти тревожно:
- Тебе хорошо, милорд?
Он улыбнулся с очень серьезными глазами, затем закрыл их и медленно
кивнул.
- Да. Мне очень хорошо.
Он нагнулся и вновь поцеловал ее - медленно почти осторожно. Затем
приподнялся.
- Да, мне хорошо. Удивительно хорошо, куда лучше, чем когда-либо
бывало.
Лицо ее снова ненадолго осветилось улыбкой, затем она отвернула
взгляд, посмотрела на свое тело и снова на него взглядом, полным страха.
Он стиснул ее в объятиях и перекатился на спину. На миг ее тело
напряглось, а потом расслабилось, она издала легкий вскрик,
полурыдание-полувздох, уткнулась лицом в его плечо и не двигалась.
Он оглядел разметавшиеся по ее груди мягкие волосы; лениво улыбнулся
и позволил своим глазам незаметно закрыться.
- Род, - прошептал у него за ухом голос Векса, и мир снова нахлынул
на него.
Род напрягся и щелкнул зубами, давая понять, что слышал.
- Большой Том уже оделся и направляется к твоему стогу.
Род резко выпрямился, прищурился на солнце, оно было почти в зените.
Время и расстояние снова принялись изводить его.
- Ну, вернемся в мир живых, - проворчал он и потянулся за одеждой.
- Милорд?
Она печально улыбнулась, но глаза ее были напряжены от боли - боли,
растаявшей в покорности и смирении прямо у него на глазах.
- Память об этом времени будет дорога для меня, милорд, - прошептала
она, прижимая палец к груди и расширив глаза.
Это была обреченная мольба, и разуверить в ней он по-честному не мог,
потому что никогда больше не увидит девушку.
Тут до него дошло, что она ожидала отказа от всякого разубеждения,
ожидала, что он выбранит ее за дерзость предполагать, что она чего-то
стоит, что она стоит благодарности.
Она знала, что мольба принесет ей только боль, и все же молила,
потому что женщина живет любовью, а это была женщина почти тридцати лет в
стране, где девушки выходят замуж в пятнадцать.
Она уже смирилась, что в ее жизни не будет никакой продолжительной
любви. Она могла существовать лишь те немногие крохи, какие могла собрать.
Сердце его потянулось к ней, подтолкнутое в какой-то степени уколом
упрека самому себе.
Поэтому, конечно, он сказал ей ложь такого сорта, какую мужчины
говорят женщинам только для того, чтобы утешить их, а позже понять, что
это была правда.
Он поцеловал ее и прошептал:
- Это была не жизнь, девушка, это было то, ради чего живут.
А потом, когда он сел на коня и обернулся посмотреть на нее, в то
время как Большой Том рядом с ним весело махал на прощанье своей девахе,
Род снова посмотрел ей в глаза и увидел отчаяние, оттенок страха перед его
отъездом, безмолвную неистовую борьбу, мольбу о клочке надежды.
"Клочка, - говорил Том, - будет чересчур много". Но Род, вероятно,
никогда больше не увидит этой девушки. Даже не искру надежды - только
отблеск. Какой от этого может быть вред?
- Скажи мне, как твое имя, девушка?
Только искорка, но она вспыхнула в ее глазах пожаром.
- Меня зовут Гвендайлон, милорд.
И когда они повернули за поворот дороги, и девушки скрылись из виду
за холмом позади них, Том вздохнул и сказал:
- Ты зашел слишком далеко, мастер. Теперь тебе никогда не удастся
избавиться от нее.

Одно можно было сказать в пользу валяния на сене: оно порядком
истощило жизненные силы Большого Тома, этого оказалось достаточно для
того, чтобы он больше не пел. Разумеется, вероятно, он все еще насвистывал
себе под нос, но он скакал достаточно далеко впереди, чтобы Род мог его
слышать.
Род ехал молча, не способный выкинуть из головы пламенные волосы и
изумрудные глаза. Поэтому он тихонько клял это неотвязное видение, но его
отстраненному "я" казалось, что в его проклятиях чего-то не доставало -
убежденности, наверное. И, конечно, искренности. Это была нерешительная
попытка браниться, обвинявшая его отстраненное "я".
Род вынужден был это признать. Он все еще очень сильно ощущал свое
единство с мирозданием. В тот момент он не смог бы рассердиться и на
своего палача... и это его беспокоило.
- Векс!
- Да, Род? - голос, казалось, исходил изнутри головы немного больше
обычного.
- Векс, я чувствую себя что-то не так.
Робот помолчал, затем произнес:
- А как ты себя чувствуешь?
В том, как Векс это произнес, что-то было... Род остро поглядел на
голову коня.
- Векс, ты смеешься надо мной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114