– Привет, Боб. Лайза дома?
– Нет, сегодня у нее вечер оптического макраме. Как Европа?
– Другая.
– Рад тебя слышать, Эдди. У нас вроде как недостаток в деньгах. Но я могу уделить тебе немного непрерывного внимания.
– Я только что бросил Джалию.
– Хороший ход, сынок, – деловито отозвался отец. – Прекрасно. Очень серьезная девушка эта Джалия. Слишком уж пуританская для тебя. Парню твоих лет нужно встречаться с девчонками, которые прямо из кожи вон лезут.
Эдди кивнул.
– Ты ведь не потерял специфик?
Эдди поднял очки на цепочке, показывая их монитору:
– Все тип-топ.
– Сперва я тебя даже и не признал, – сказал отец. – Эд, ты такой серьезный парень. Взваливаешь на себя массу всякой ответственности. Столько времени в разъездах, все программы да программы. Мы с Лайзой все время говорим о тебе по сети. Ни один из нас и дня не работал до тридцати, и всем нам это только пошло на пользу. Тебе надо пожить, сынок. Найди себя. Нюхай розы. Хочешь остаться на пару месяцев в Европе, забудь о курсе алгебры.
– Это исчисление, Боб.
– Как скажешь.
– Спасибо за добрый совет, Боб. Я знаю, ты от чистого сердца.
– Хорошие новости о Джалии, сынок. Ты же знаешь, мы не хотим обесценить твои чувства, и мы никогда ничего, черт побери, тебе не говорили, но ее стекло действительно противно. Лайза говорит, у нее нет эстетических чувств. А это, скажу тебе, немало для женщины.
– Узнаю маму. Поцелуй за меня Лайзу.
Он повесил трубку и вернулся за столик на тротуаре.
– Наелся? – спросила Сардинка.
– Ага. Вкусно.
– Спать хочешь?
– Не знаю. Может быть.
– Тебе есть где остановиться, Эдди? Номер заказан?
Эдди пожал плечами:
– Нет. Я обычно не заморачиваюсь. Какой в этом смысл? Гораздо веселее поступать по обстоятельствам.
– Хорошо. – Сардинка кивнула. – Действовать по обстоятельствам всегда лучше. Никто не сможет нас выследить. Так безопасней.
Она нашла им пристанище в парке, где группа активистов художников и скульпторов Мюнхена воздвигла сквоттерские павильоны. Учитывая, какими бывают сквоттерские павильоны, этот был довольно приятный, новый и в хорошем состоянии: огромный мыльный пузырь из целлофана и искусственного шелка. Хрусткая желтая пузырчатая пленка пола накрывала пол-акра. Убежище было нелегальное, а потому анонимное. Сардинке оно, похоже, пришлось весьма по вкусу.
Стоило им пройти через воздушный шлюз на молнии, Сардинка и Эдди оказались вынуждены больше часа изучать и осматривать мультимедийные творения художников.
Хуже того, сразу после этого мучения экспертная система подвергла их дотошному экзамену, безжалостно донимая при этом сокровенными догматами эстетики.
Такая пытка оказалась для большинства сквоттеров слишком высокой платой за ночлег. Павильон, хотя и привлекательный снаружи и изнутри, был заполнен лишь наполовину, и многие из тех, кто явился сюда усталым как собака, сломя голову бежали от современного искусства. Глубокий Эдди, однако, как бывало это почти всегда, получал в таких вещах высший балл. Благодаря ловким ответам на загадки компьютера он отвоевал себе приятное местечко, одеяло, непрозрачные занавески и даже собственную прикроватную лампочку. Сардинка, напротив, скучала и на вопросы отвечала односложно, а потому не получила дополнительно ничего, кроме подушки и места на пузырчатой пленке среди прочих филистеров. Эдди не преминул вовсю попользоваться переносной кабинкой платного туалета и купил мятных таблеток и холодной минералки в автомате. Он уже устроился поуютнее, когда полицейские сирены и отдаленные и астматические, судя по звуку, взрывы не придали очарования ночи.
Сардинка, похоже, вовсе не спешила уходить.
– Можно мне посмотреть твою гостиничную сумку? – попросила она.
– Конечно.
Чего бы ей ее не посмотреть? Она ведь ему эту сумку и дала.
Он думал, она собирается снова изучить книгу, но вместо этого из недр сумки она извлекла небольшой целлофановый пакет и дернула за шнурок, его вскрывающий. С химическим шипением и смутной жаркой вонью катализатора и дешевого одеколона пакет развернулся в красочный комбинезон. У комбинезона были комично широкие штанины, рукава с оборками, и по всему нему шел праздничный и шутовской рисунок из открыток двадцатого века с сомнительного свойства видами купальщиц.
– Пижама, – произнес Эдди. – Надо же, какая забота.
– Можешь в этом спать, если хочешь. – Сардинка кивнула. – Но это носят днем. Я хочу, чтобы ты завтра это надел. И я хочу, чтобы ты мне отдал одежду, которая сейчас на тебе, я тогда смогу избавиться от нее завтра в целях безопасности.
На Эдди были деловая рубашка с длинным рукавом, легкий пиджак, американские джинсы, носки в крапинку и нэшвильские ботинки из настоящей синей замши.
– Не могу я носить эту дрянь, – запротестовал он. – Господи, да у меня вид будет как у последнего неудачника.
– Да, – с энтузиазмом кивнула Сардинка, – он очень дешевый и самый распространенный. Это сделает тебя невидимым. Просто еще один весельчак среди тысяч и тысяч иностранцев, явившихся на вечеринку. Это самая безопасная одежда для курьера на время Переворота.
– Ты хочешь, чтобы я пошел на встречу с Критиком в таком виде?
Сардинка рассмеялась:
– Хорошим вкусом на Критика впечатления не произведешь, Эдди. Глаза, какими он смотрит на людей... он видит то, чего не видят остальные. – Она помолчала, раздумывая. – На него, возможно, произведет впечатление, если ты явишься к нему в этом. Не из-за того, что это есть, разумеется. А потому, что это покажет, что ты способен понимать вкус толпы и манипулировать им в собственных целях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17