Поэт в России всегда был более, чем поэт, таковое ощущение
избранности сохраняется и поныне, и если уж ты берешь в ру-
ки перо, то, наверное, не за тем, чтобы написать, например,
"К западу от Эдема". Никому из нынешних российских фантас-
тов и в голову не придет писать аналогичный роман. Потому
что -- о чем тут писать? Потому что -- в тематике Гаррисона
нет повода для художественного высказывания. Никому и в го-
лову не придет писать "Мир реки" или, скажем, "Левую руку
тьмы", почему-то являющуюся, по крайней мере в фантастике,
знаменитым произведением. Это, значит, про то, как некий
инопланетянин попеременно является то мужчиной, то женщиной.
Яркое художественное открытие. Я не знаю, сколько Урсула Ле
Гуин писала этот роман. Предположим, три месяца, вряд ли
больше. Но неужели ей не жалко было трех месяцев жизни? Это
целых три месяца на подобную дребедень. В общем, для россий-
ского автора это исключено. Даже если кто-то из нас и захо-
чет создать аналогичный роман, у него все равно ничего не
получится. Существует иллюзия, будто бы написать плохую кни-
гу легко, будто бы масс-культовое произведение требует зна-
чительно меньших усилий. Дескать, я такое левой ногой напи-
шу. Так вот это именно убаюкивающая иллюзия. Проходной ро-
ман вовсе не требует меньших усилий, он требует другого ав-
тора. Чтобы написать аналогичный роман надо попросту стать
другим человеком -- с совершенно иным ощущением современно-
го мира и с принципиально иным подходом к художественной ли-
тературе. Нужно быть слегка художественно недоразвитым. Нуж-
но растянуть период литературной незрелости. А мы это уже
проехали. Мы ушли дальше, и я просто не верю кому-то из нас
удастся вернуться. И поэтому прав бы Борис Стругацкий, кото-
рый, выступая по Петербургскому радио, четко сказал, что нам
не следует конкурировать с англоязычной фантастикой, здесь
мы уже проиграли, нам не следует учиться играть в бейсбол,
которого мы не знаем, играть надо в свою игру -- там, где мы
хоть что-то умеем -- и поэтому конкурировать надо не с Гар-
рисоном и Кларком, конкурировать надо с Маркесом и с Булга-
ковым, только здесь, вероятно, можно иметь какие-то вещес-
твенные результаты.
Чтобы выжить -- я имею в виду, конечно, литературное вы-
живание -- мы обязаны предложить читателю то, что ему никто
иной предложить не сможет. И мне кажется, что российская
фантастика это сейчас предлагает. Мы -- другие. Мы достаточ-
но сильно отличаемся от англо-американских стандартов. В чем
это отличие заключается, я сейчас обсуждать не стану: это
дело критиков, настоящих и будущих, в конце концов, но прин-
ципиальная разница между российской и зарубежной фантасти-
кой ощущается достаточно ясно. Если мы сохраним эту разницу,
если море посредственной литературы не растворит нас одного
за другим, если мы, как ныне говорят, дистанцируемся -- по
крайней мере в сознании квалифицированного читателя -- от
бурды, которой сейчас завалены лотки и прилавки, то мы выжи-
вем и вместе, и по отдельности. Если -- нет, значит, нет.
Наш читатель -- это квалифицированный читатель. И он не дол-
жен вообще выбирать между Гаррисоном и Лазарчуком. Он дол-
жен знать: Гаррисон -- это одно, и Лазарчук -- это другое.
Выбирать он должен между Лазарчуком и Пелевиным. Кому что
ближе. Но дистанция между нами и литературой посредственной
должна им подсознательно ощущаться.
Механизм литературного дистанцирования вполне понятен.
Это соответствующие критические статьи, которые, к счастью,
уже появляются, это выступления и интервью, где будут рас-
ставлены четкие художественные приоритеты, и, конечно, это,
в первую очередь, литературные премии, выделяющие того или
иного автора из безликой среды. Не случайно они привлекают
последнее время такое пристальное внимание. Кто конкретно
присуждает литературную премию, достаточно ли авторитетно
жюри, не сомнителен ли способ ее присуждения, и чем, соб-
ственно, руководствуется орган, премию присуждающий: непос-
редственно литературой или здесь доминируют какие-либо иные
соображения. Такие вопросы встают. И это вполне понятно. По-
тому что, присуждая премию, мы как бы говорим всем читате-
лям: Это -- хорошо. Это -- лучшее, что есть в российской
фантастике. И поэтому мы не можем сокращать дистанцию между
высоким вкусом и вкусом низким. Если неквалифицированный чи-
татель откроет книгу, которая для него излишне трудна, и ос-
тавит ее, то ничего страшного в этом нет -- это все равно не
совсем наш читатель, за него мы конкурируем с "Анжеликой",
а, значит, проигрываем заведомо. Гораздо хуже, если квалифи-
цированный читатель откроет автора вот только что получивше-
го литературную премию, и вдруг увидит, что это -- вторично,
серо, затянуто, и что это пережевано не то, чтобы даже Стру-
гацкими, а еще Биленкиным и Днепровым, я уже не говорю про
англоязычных фантастов. Мы не можем позволить себе потерять
квалифицированного читателя, потому что, растворившись в
посредственности и утратив его, мы лишимся той базы, кото-
рая держит нас на плаву без которой мы просто утонем в море
книжного рынка.
3
Разумеется, возникает вопрос: А как отличить хорошее
произведение от плохого? Где критерий художественности и кто
именно будет отделять зерна от шелухи? Это вопрос, на кото-
ром сломало зубы не одно поколение критиков и неразреши-
мость которого позволяет представителю низкого вкуса уверен-
но заявлять:
1 2 3 4 5