Не в театре. Ей-богу! Искренность - прежде всего! - Он
переживал, совершенно не притворяясь. Рослая Надин чуть сгибалась и
ежилась, не осмеливаясь возразить. Ей было больно. Я взирал на них как бы
из небытия. Отключали действительно всех. Ошалевший Батюта неожиданно
сказал басом: А позовите кого-нибудь из начальства... - Сроду он не
говорил басом. И Циркуль тут же ущемил его за складку на животе:
Допрыгался, сволочь? Топай, топай... - Это было плохо. Это было
чрезвычайно плохо. Вероятно, _к_о_р_р_е_к_ц_и_я_ выходила из-под контроля.
У меня перехватило дыхание.
Повернулась на оси тысячесвечовая ослепительная лампа, заслоняя собою
и продолговатый кабинет, и фанерную клопяную мебель, обитую дерматином, и
четверых одинаково-смутных людей в приспущенных галстуках, и решетку от
пола до потолка, забирающую окно, и унылые казенные стены, где на мышиной
краске, наверное, еще с довоенных времен желтели под стеклом типографские
развороты с Правительственными Указами. И кто-то капризно сказал, будто
жвачку, растягивая интонации: Сделаем ему "мясорубку", пожалуй... Или
"овечий компот"... Пусть, как ягненок - заблеет... - Но другой голос,
резкий и деловой, немедленно возразил: Рано еще... - А третий,
вкрадчиво-ласковый, убаюкивающий и опасный, как отрава, леденящий кровь,
предложил, возникая у самого уха: Не надо "мясорубку". Право же, зачем? Он
нам и так все расскажет. Он ведь умный человек. - И железные пальцы
тронули меня за виски, сладострастно и сильно сдавливая. - Ты ведь умный
человек? Ты ведь понимаешь, что надо собраться с духом и все рассказать?..
- Толстый и кривой ноготь, видимо, изуродованный в младенчестве, обросший
диким мясом, выплыл неизвестно откуда и повис среди блистающей пустоты.
Лохматились чудовищные заусеницы: Где ты находился в указанное время?!..
Какие у тебя отношения с гражданином Черкашиным?!.. Когда ты видел его в
последний раз?!.. - Голоса лупили, как хлысты, в основание черепа.
Казалось, что сейчас лопнет мозг. Я пытался щуриться, но вместо прохладных
и темных век сквозили рваные хлопья крови. Лида, будто Иисус по водам,
прошла между ними и встала рядом с желточным ногтем, поправляя аккуратное
коричневое платье. Хрупкий бант белел в ее волосах. Она была точно
школьница. Она сказала: Впечатлителен. Неуверен в себе. Характер аморфный,
вялый. Склонен к компромиссам. В моменты интима - бесконечные колебания и
подавленность. Ясная доминанта отсутствует. Не способен к мироосмыслению.
Нравственные принципы интуитивные. Честен. Слаб. Возбудимо-мнителен.
Неосознанный страх перед громадой общества. Социальная активность
исключается. Видимо, достаточно превентивных мер. В крайнем случае -
простое физическое воздействие. Без "терминала". Желателен постоянный
пресс на сознание. Рекомендации: объект не верит в возможность каких-либо
изменений и остро чувствует собственное бессилие. "Картинку" необходимо
закрепить. Допустимы варианты. - Лида непринужденно улыбнулась и пожала
плечами. - Элементы позитивизма. Способен на внезапный аффект.
Максимальный и непредсказуемый поступок типа "А, провались все к черту"!
Импульс интенсивный, но короткий во времени. Быстро переходит в
растерянность. Дальнейшие прогнозы: сожаление о содеянном, робость и
пассивное раскаяние. Рефлексия. Угрызения совести. Пожалуй, все... - Она
говорила с откровенным удовольствием. И кокетливо морщилась при этом.
Предавать, оказывается, можно и с удовольствием. Очень трогательно. -
Сука! - сказал я. Нуприенок, появившийся из ацетиленового тумана,
одобрительно похлопал ее по заду: Молодец, Ерголина. Ты определенно
растешь. - Потянулся всем телом и отломил нижний лепесток заусеницы -
принялся хрустко жевать, словно капустный лист. Кожаные ремни на его
мундире поскрипывали. Было _ч_р_е_з_в_ы_ч_а_й_н_о _п_л_о_х_о_. Лида,
вытянув руки по швам и торжественно окаменев, отрапортовала в
пространство: Это что за Бармалей лезет там на Мавзолей? Брови черные,
густые, речи длинные, пустые. Кто даст правильный ответ, тот получит
десять лет! - После чего присела на заусеницу, и Нуприенок приветливо
погладил ее по голове: Хорошая девочка... - Вдруг неторопливо повел
щепотью - с переносицы на затылок, как бы расстегивая молнию. Голова у
Лиды начала разваливаться на две половины, сминая глазницы, а из щели
выперли серые живые дымящиеся извилины. Слабые искорки мерцали на них.
Лида при этом глуповато почесывалась и сияла во весь рот. Левое колено
непроизвольно подпрыгивало. Волосы свисали мочалками. - Что вы делаете?!..
- закричал я. Она пожаловалась: Не люблю щекотку. - Я не мог пошевелиться.
Нуприенок разглаживал парную массу, нагибался и всматривался, быстро
отщипывая изнутри крохотные зеленоватые кусочки: Вот так, так... А теперь
- вот так... Будешь всегда послушная... Будешь ходить на цыпочках... -
Искры угасали одна за другой. Он старательно облизывал пальцы. Морда у
него побагровела от наслаждения. Ноготь вдруг чавкнул по мякоти роговым и,
как помешанный, заорал: Рррудники мои-и-и серебряные-е-е!!!.. - Неизбежная
к_о_р_р_е_к_ц_и_я_ продолжалась. - Заложите его в сейф, - приказал кто-то
со стороны. Меня тут же подняли. Кажется, я был пристегнут к сиденью.
Опрокинулась тысячесвечовая лампа, и крутанулся штурвал, какой бывает на
хранилищах в банке. Завизжали металлические петли. Полированная теснота
надавила со всех сторон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83