Мотоциклы шли лавой. Как ревущие дьяволы. Одинаковой гордой марки.
Одного темно-красного цвета. Цвета крови. Это называлось - Кагал. Если -
шестеро в ряд. Будто шесть пулеметов. Глушители у них были сняты.
Извергался вонючий дым. Улица была узка для них. Но они благородно
пренебрегали. Раскаленные бока их касались друг друга. Механический грохот
и треск. И сверкающий выгнутый никель деталей. Черные кожаные куртки. Очки
- в половину лица. Одинаковость. Сила. Натиск. Из витрины-окна было видно,
как они, вырастая в размерах, бодро выскочили на площадь и рассыпались
шестернею веера - точно вкопанные, замерев у тротуара. Одновременно.
Кажется, дрогнуло само здание. - Не смотри на них, - возбужденно прошипел
Карась. - Почему? - Потому что они этого не любят...
Первым возник Коротышка, рыжий и конопатый. Стриженный под колючий
бобрик. Со стоячим воротником. Очень плотный. Квадратный. На расставленных
утиных лапах. А за ним - еще пятеро. Команда. Тоже - стриженые, наклонив
черепа. Вероятно, комсомольцы. Жутковатая окаменелость распространилась от
них. Будто паралич. - В очередь! - пискнул кто-то.
Коротышка поднял палец:
- Ветеран, - снисходительно обронил он. Переваливаясь, подошел к
раздаче - оттеснив стоящего: Вале наше почтение. Шесть комплектов! На
шестерых. - Обернулся и вытаращил глаза, крашенные изнутри небесной
голубизной: Шьто?.. Удостоверение показать?.. - Граждане за барьером зябко
подобрались. Коротышка подождал неприязненную секунду и махнул
подскочившему сзади верзиле, у которого на щеке была нарисована стрелка.
Стрелка и неровный кружочек. Черной липучей краской. - Забирай! - А другой
верзила, шевеля на лице угрями, изогнулся перед столиком у засохшей
пальмы:
- Извините, пожалуйста, вас тут не сидело...
На мизинце у него покачивались очки. Три дородные женщины в открытых
платьях, только что ожесточенно болтавшие, вдруг зажглись пятнами и начали
синхронно вставать, прижимая раздутые сумочки к груди.
- Не туда, - так же вежливо объяснил верзила. Растопырившись, словно
клоун, показал рукою на выход. - Во-он в ту сторону...
Все три женщины засеменили на улицу. Тогда верзила непринужденно
уселся, ощущая внимание, и задрал нескладную ногу - на ногу:
- Офици-янт!..
А пока образовавшаяся посудомойка убирала со стола, бормоча что-то
неодобрительное, выщелкнул из пачки длинную тонкую сигарету.
- Не смотри на них, - опять прошептал Карась.
Видимо, по мне было заметно. Даже наверняка - заметно. Я крошил
пересохшую корку хлеба. Государство трудящихся. Справедливость.
Народовластие. Вот он, народ! Жмутся, как цыплята к наседке. Кажется, чего
проще? Этих подонков шестеро. А в столовой, наверное, человек тридцать.
Два десятка здоровенных мужиков. Не больные ведь? Не больные. Взять за
шиворот и выкинуть. К чертям собачьим! Распатронить по тротуару.
Растоптать. Заколотить на четыре метра. Чтобы уже не поднялись. Пока не
поздно. Пока _э_т_и_ еще, как следует, не проросли. Пока не укоренились
по-настоящему и не сплелись в глубине корнями. Пока не нашли Хозяина.
Справедливость. Народовластие. Нет! Будут нюхать. Будут жаться и отводить
глаза. Будут упорно _н_е _з_а_м_е_ч_а_т_ь_. Потому что уже привыкли
ежедневно глотать дерьмо. И купаться в дерьме. И учиться дерьму - у
дерьма. Никого уже ничто не колышет. Лишь бы не меня. Государство
кастратов. И я тоже - кастрат. Подойди и скажи. Вон тому, с угрями. Кто-то
должен сказать. Вон тому, с угрями. Изобьют? Изобьют. И пускай изобьют.
Боли я не боюсь. Вру, боюсь. Но боюсь не настолько. А чего я боюсь? Я
боюсь унижения. Потому что - по морде. Потому что - взашей и в поддых.
Потому что - ногами по ребрам. Буду валяться, как грязь. Ни единая сволочь
не пикнет. Вытрут сопли. Дерьмо. Замдиректора вызовет милицию. Или не
вызовет. Вот что невыносимо. Унижение. И беспомощность. Наглое тупое
зверье. Можешь? Не можешь. А не можешь - сопи в тряпочку.
Машинально я составлял еду на поднос. Крупнотелая седая мегера
отстучала мне чек на кассе. Было очень противно. До дурноты. Будто стадо
гусей, гоготали за спиною мотоциклисты: Просим... Просим... Пожалуйста...
- А высокий девичий голос умоляюще отвечал им: - Не надо, ребята... -
Раздавались какие-то шлепки. Но меня это уже не касалось. Вообще ничего не
касалось. Оживленный Карась подзывал меня из угла, где висела табличка:
"Приносить и распивать спиртные напитки..." За соседним столиком так и
делали, прикрываясь полою пиджака. Впрочем, не особенно прикрываясь. Ну и
хрен с ними!
Карась сказал:
- Плохо не то, что появился рак. Плохо то, что он появился днем.
Демоны стали появляться днем. Это свидетельствует о
п_р_о_н_и_к_н_о_в_е_н_и_и_. Нуприенок то и дело докладывает: группы
оборотней собираются на окраинах. Люди-волки. И люди-кабаны. Нападают на
дома в Горсти и похищают детей. Зачем им дети? В полночь ребенок
возвращается. Там же - Красные Волосы, поднимающиеся до небес. Окунувшийся
в них превращается в орангутана. Козы дают "айгешат" вместо молока,
вызревают плавленые сырки на огородах, толстый Зеленый Змей прячется в
лопухах, подкарауливая алкоголиков. И - осадки из пятнадцатикопеечных
монет. И - пузатые глупые индюки, говорящие по-немецки. То есть, периферия
выходит из-под контроля. А на Красноказарменной сегодня провалилась земля.
Жук-древоточец с еврейским шнобелем высунулся оттуда и ведет антисоветскую
агитацию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83