Грохнула
внизу инвалидная половинка парадной. Разбежались перила. Кнопка звонка
утонула в пластмассовом корпусе и не обнаружила никаких соединений. Я, как
бешеный, заколотил по коричневой многослойной осыпающейся пузырчатой
краске: - Идельман, откройте!.. - А когда дверь открылась и сквозь черноту
проклюнулся щуплый перепуганный человек в заплатанном свитере, то я мощно
рванулся к нему, - то ли собираясь о чем-то умолять, то ли, наоборот, -
чтобы вытрясти из него обомлевшую душу. Я был полностью вне себя. Только
человек этот оказался намного проворнее, - цепко схватив меня коготками за
лацканы и приблизив грачиную узость лица.
- Молчите, молчите! - возбужденно сказал он. - Не должно быть вашего
голоса. Зачем вы сюда пришли? Я же предупреждал вас, что приходить нельзя.
Ведь - тотальная слежка. Мы _н_е _з_н_а_е_м_ друг друга. Запомните. Это же
- основы конспирации. Неужели вы думаете, что _о_н_и_ нас не вычислят? Вы,
оказывается, просто наивный чудак. Через двадцать минут сводка о контактах
ляжет Нуприенку на стол. Через десять минут Нуприенок передаст ее, как
положено, в картотеку "Спецтранса". Через пять минут, после телефонных
согласований, Апкиш издаст приказ о частичной, особой, к_о_р_р_е_к_ц_и_и_.
Через три минуты машина с милиционерами уже будет здесь. А еще минут,
наверное, через пятнадцать мы очнемся в подвалах, где - тараканы, и
визжит, насыщаясь, керамическая электропила. Вот, что будет! - Он мне
слова не давал сказать. Он вытягивался на носках и шипел, будто
разъяренная кошка. Тусклый луч проистекал из переплета окна, лестница была
неряшливой, темной, серый мох обметал потолок и углы, пахло жареной рыбой,
и где-то неподалеку скворчило безмятежное радио. Идельман брызгал слюною.
- Молчите, молчите! Обстановка уже изменилась. Ходят слухи, что появился
Гулливер. Создана негласная Чрезвычайная Тройка. Мы опять возвращаемся к
абсолютам феодализма. Партия берет власть в свои руки. Непосредственно.
Прямо. Это будет - военно-партийная диктатура. Ранжировка по куцым мыслям.
Кастрация. Прохождение параграфов уже началось. Целый день идут обыски и
аресты. Страх сочится из перекрытий квартир. Закрываются шторы,
отключается нездоровый свет. Стук в дома - словно стук кастетов по голове.
К_о_р_р_е_к_т_и_р_у_ю_т_ всех учтенных инакомыслящих. Скоро будет объявлен
комендантский час. В гарнизонах - уже тревога. Патрули с автоматами
постепенно выдвигаются на перекрестки. Видимо, _о_н_и_ сошли с ума. Это -
трепет, агония. Значит, ситуация настолько плоха, что терять уже больше
нечего. Значит, эта страна - погибла. Открываются трещины в деревянном
небе, растекается до горизонтов комковатый яичный желток, льются -
сукровица, коллодий, - твердь земли превращается в вонючую мертвую жижу.
Ничего не остается. Вы здесь видели хотя бы одного живого человека? Нет? И
не увидите. Потому что живых людей здесь уже почти не сохранилось. Все -
з_а_к_о_п_а_н_ы_. Извращены. Мир гниет, и никакими расстрелами невозможно
очистить его до сердцевины. Сколько бы патронов ни заколотили. Ладно.
Можете мне не верить. Уходить следует через подземелье: знаменитые
Коридоры, Башня, ответвление по правой руке, - за окраиной есть решетка
коллектора, надо срезать замок, вероятно, потребуются инструменты, -
только больше никогда не приходите сюда!..
Он шипел и подпрыгивал. Он вилял, будто птица, островерхим
приподнятым задом. Кажется, он намеревался юркнуть обратно в квартиру. Но
я выставил ногу, и дверь уперлась.
- А теперь послушайте меня, - с тихой яростью сказал я. - За кого вы
меня принимаете? За придурка? За свихнутого очкастого диссидента? Видимо,
вас неправильно информировали. Вы серьезно ошибаетесь насчет меня. Я -
обычный советский гражданин. Я - работник газеты. Незаметный, лояльный.
Коммунист - между прочим. По убеждению. Что такое партийная дисциплина?
Подчинение меньшинства большинству. У меня нет претензий к правительству.
Есть доверие. Партия знает, куда идет. Я не собираюсь никого свергать.
Наше общество меня вполне устраивает. Политические эксцессы, амбиции - не
для меня. Я хочу, чтобы вы это твердо усвоили. Слушайте, слушайте,
Идельман! Я вас не искал, вы меня сами нашли. Я вас не просил ни о чем и,
естественно, не обещал ничего взамен. Я не брал перед вами никаких деловых
обязательств. Совесть у меня чиста. И давайте расстанемся. Заберите ваш
компромат, не желаю иметь с вами ничего общего...
Выговаривая все это, я по-прежнему придерживал дверь и одновременно
пихал ему белый мятый конверт, вытащенный из-за пазухи. Руки наши
сплетались, как змеи, скомканная бумага шуршала, я прикладывал массу
усилий, но почему-то получилось так, что конверт опять оказался у меня, а
громоздкая дверь неожиданно вырвалась и впилась в косяк вертикально
прибитой кромкой. Тупо чокнула щеколда. Я немедленно громыхнул по
коричневым старым доскам: Отоприте же, Идельман!.. - ни единого звука не
донеслось изнутри. Тихо мучилось радио, лиловел угасающий свет в окне,
пахло жареной рыбой, и сорвавшийся от удара мох плавал рыхлыми невесомыми
хлопьями. Видимо, все это было безнадежно. Полированная табличка сияла над
чернотою звонка: "Идельман И.И.". Буквы были доисторические, с вызывающими
круглыми завитушками. Я схватил ржавый гвоздь, валяющийся у порога, и на
меловой затертости чуть выше таблички, матерясь и отплевываясь, процарапал
короткое нецензурное слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83