- Массаракш, - снова прошипел красноглазый и выключил двигатель.
По шоссе тянулась длинная колонна одинаковых пятнистых грузовиков с
кузовами из криво склепанного, гнутого железа. Над железными бортами
торчали ряды неподвижных округлых предметов, влажно отсвечивающих
металлом. Грузовики двигались неторопливо, сохраняя правильные интервалы,
мерно клокоча моторами и распространяя ужасное зловоние органического
перегара.
Максим оглядел дверцу со своей стороны, сообразил, что к чему, и
поднял стекло. Красноглазый, не глядя на него, произнес длинную фразу,
оказавшуюся совершенно непонятной.
- Не понимаю, - сказал Максим.
Красноглазый повернул к нему удивленное лицо и, судя по интонации,
спросил что-то. Максим покачал головой.
- Не понимаю, - повторил он.
Красноглазый как будто удивился еще больше, полез в карман, вытащил
плоскую коробочку, набитую длинными белыми палочками, одну палочку сунул
себе в рот, а остальные предложил Максиму. Максим из вежливости принял
коробочку и стал ее рассматривать. Коробочка была картонная, от нее остро
пахло какими-то сухими растениями. Максим взял одну из палочек, откусил и
сплюнул. Это была не еда.
- Не надо, - сказал он, возвращая коробочку красноглазому. -
Невкусно.
Красноглазый, полуоткрыв рот, смотрел на него. Белая палочка
прилипнув, висела у него на губе. Максим в соответствии с местными
правилами прикоснулся пальцем к кончику своего носа и представился:
"Максим". Красноглазый пробормотал что-то, в руке у него вдруг появился
огонек, он погрузил в него конец белой палочки, и сейчас же автомобиль
наполнился тошнотворным дымом.
- Массаракш! - вскричал Максим с негодованием и распахнул дверцу. -
Не надо!
Он понял, что это за палочки. В вагоне, где они ехали с Гаем, почти
все мужчины отравляли воздух точно таким же дымом, но для этого они
пользовались не белыми палочками, а короткими длинными деревянными
предметами, похожими на детские свистульки древних времен. Они вдыхали
какой-то наркотик - обычай, несомненно, вреднейший, и тогда, в поезде
Максим утешался только тем, что симпатичный Гай был по-видимому тоже
категорически против этого обычая.
Незнакомец поспешно выбросил наркотическую палочку за окно и
почему-то помахал ладонью перед своим лицом. Максим на всякий случай тоже
помахал ладонью, а затем снова представился. Оказалось, что красноглазого
зовут Фанк, на чем разговор и прекратился. Минут пять они сидели
благожелательно переглядываясь, и по-очереди, указывая друг другу на
бесконечную колонну грузовиков, повторяли: "Массаракш". Потом бесконечная
колонна кончилась, и Фанк выбрался на шоссе.
Вероятно, он спешил. Во всяком случае он немедленно сделал так, что
двигатель заревел бархатным ревом, затем он выключил какое-то гнусно
воющее устройство и, не соблюдая на взгляд Максима никаких правил
безопасности, погнал по автостраде в обгон колонны, едва успевая
увертываться от машин, мчавшихся навстречу.
Они обогнали колонну грузовиков; обошли, чуть не вылетев на обочину,
широкий красный экипаж с одиноким, очень мокрым водителем; проскочили мимо
деревянной повозки на вихляющихся колесах со спицами, влекомой мокрым
ископаемым животным; воем загнали в канаву группу пешеходов в брезентовых
плащах; влетели под сень огромных раскидистых деревьев, ровными рядами
высаженных по обе стороны дороги, - Фанк все увеличивал скорость,
встречный поток воздуха ревел в обтекателях, напуганные воем экипажи
впереди прижимались к обочинам, уступая дорогу. Машина казалась Максиму
неприспособленной для таких скоростей, слишком неустойчивой, и ему было
немного неприятно.
Вскоре дорогу обступили дома, автомобиль ворвался в город, и Франк
был вынужден резко понизить скорость. Тогда, с Гаем, Максим ехал от
вокзала в большой общественной машине, набитой пассажирами сверх всякой
меры. Голова его упиралась в низкий потолок, вокруг ругались и дымили,
соседи беспощадно наступали на ноги, упирались в бока какими-то твердыми
углами, был поздний вечер, давно немытые стекла были заляпаны грязью и
пылью, к тому же в них отражался тусклый свет лампочек внутреннего
освещения, и Максим так и не увидел города. Теперь он получил возможность
его увидеть.
Улицы были несоразмерно узки и буквально забиты экипажами. Автомобиль
Фанка еле плелся, стиснутый со всех сторон самыми разнообразными
механизмами. Впереди, заслоняя пол-неба, громоздилась задняя стенка
фургона, покрытая аляповатыми разноцветными надписями и грубыми
изображениями людей и животных. Слева, не обгоняя и не отставая, ползли
два одинаковых автомобиля, набитых жестикулирующими мужчинами и женщинами.
Красивыми женщинами, яркими, не то что Рыба. Еще левее с железным
громыханием брела некая разновидность электрического поезда, поминутно
сыплющая синими и зелеными искрами, дочерна заполненная пассажирами,
которые гроздьями свисали из всех дверей. Справа был тротуар - неподвижная
полоса асфальта, запрещенная для транспорта. По тротуару густым потоком
шли люди в мокрой одежде серых и черных тонов, сталкивались, обгоняли друг
друга, увертывались друг от друга, протискивались плечом вперед, то и дело
забегали в раскрытые, ярко освещенные двери и смешивались с толпами,
кишащими за огромными запотевшими витринами, а иногда вдруг собирались
большими группами, создавая пробки и водовороты, вытягивая шеи, заглядывая
куда-то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18