Нет ли новых указаний?" Я дал ему указание возобновить
работу и включил видеоэкран. Джек и Рекс усердно работали, и Том тоже
двинулся, но в первые секунды как-то странно, чуть ли не боком, однако тут
же выровнялся.
- Э, брат, - сказал я вслух, - видно, ты у меня переутомился и
надобно тебя, брат, почистить. - Я заглянул в рабочий дневник Тома.
Профилактику ему надлежало делать сегодня вечером. - Ладно, до вечера мы с
тобой как-нибудь дотянем, как ты полагаешь?
Том не возражал. Некоторое время я смотрел, как они работают, а потом
выключил видеоэкран: айсберг, туман над болотом, темные скалы... Хотелось
без этого обойтись.
Отчет я все-таки послал и тут же связался с ЭР-6. Вадик откликнулся
немедленно, словно только того и ждал.
- Ну, что там у вас? - спросили мы друг друга.
- У нас ничего, - ответил я.
- У нас ящерицы передохли, - сообщил Вадик.
- Эх, вы, - сказал я. Предупреждает же вас Комов, любимый ученик
доктора Мбога: не торопитесь вы с пресмыкающимися.
- А кто с ними торопится? - возразил Вадик. - Если ты хочешь знать
мое мнение, они здесь просто не выживут. Жарища же!
- Купаетесь? - спросил я с завистью.
Вадик помолчал.
- Окунаемся, - сказал он с неохотой. - Время от времени.
- Что так?
- Пусто, - сказал Вадик. - Вроде кошмарно большой ванны... Ты этого
не поймешь. Нормальный человек такую невероятную ванну представить себе не
может. Я здесь заплыл километров на пять, сначала все было хорошо, а потом
вдруг как представил себе, что это же не бассейн - океан! И, кроме меня,
нет в нем ни единой живой твари... Нет, старик, ты этого не поймешь. Я
чуть не потонул.
- Н-да, - проговорил я. - Значит, у вас тоже...
Мы поболтали еще несколько минут, а потом вадика вызвала база, и мы
торопливо распрощались. Я вызвал ЭР-9. Ганс не откликнулся. Можно было бы,
конечно, вызвать ЭР-1, ЭР-3, ЭР-4, и так далее - до ЭР-12, поговорить о
том, что, мол, пусто, безжизненно, мол, но какой от этого прок? Если
подумать, никакого. Поэтому я выключил рацию и переселился к себе за
пульт. Некоторое время я сидел просто так - глядел на рабочие экраны и
думал о том, что дело, которое мы делаем, это вдвойне хорошее дело: мы не
только спасаем пантиан от неминуемой и поголовной гибели, мы еще и эту
планету спасаем - от пустоты, от мертвой тишины, от бессмысленности. Потом
мне пришло в голову, что пантиане, наверное, довольно странная раса, если
наши ксенопсихологи считают, что эта планета им подходит лучше всего.
Странный, должно быть, образ жизни у них на Панте. Вот доставят их сюда -
сначала, конечно, не всех, а по два, по три представителя от каждого
племени, - увидят представители этот промерзший пляж, этот айсберг, пустой
ледяной океан, пустое лиловое небо, увидят и скажут: "Прекрасно! Совсем
как дома!" Не верится что-то. Правда, к их приезду здесь уже не будет так
пусто. В озерах будет рыба, в зарослях - дичь, на отмелях - съедобные
ракушки. Может быть, и ящерицы как-нибудь приживутся... А потом, надо
сказать, в положении пантиан не приходится особенно выбирать. Если бы,
например, стало известно, что наше Солнце вот-вот взорвется и слизнет с
Земли все живое, я, наверное, тоже не был бы таким привередливым.
Наверное, сказал бы себе: ничего, проживем как-нибудь. Впрочем, пантиан
никто и не спрашивает. Они все равно ничего не понимают, космографии у них
еще нет, даже самой примитивной. Так и не узнают они, что переселились на
другую планету...
И вдруг я обнаружил, что слышу нечто. Какое-то шуршание, будто
ящерица пробежала. Ящерица вспомнилась мне, должно быть, из-за недавнего
разговора с Вадиком, на самом-то деле звук был еле слышный и совершенно
неопределенный. Потом в дальнем конце рубки что-то тикнуло - и сейчас же
где-то пролилась струйкой вода. На самом пределе слышимости билась и
зудела муха, попавшая в паутину, скороговоркой бормотали раздраженные
голоса. И снова по коридору пробежала ящерица. Я почувствовал, что у меня
свело шею от напряжения, и встал. При этом я задел справочник, лежавший на
краю пульта, и он со страшным грохотом обрушился на пол. Я поднял его и со
страшным грохотом швырнул обратно на пульт. Я задудел бодрый марш и,
печатая шаг, вышел в коридор.
Это все тишина. Тишина и пустота. Вандерхузе каждый вечер объясняет
нам это с предельной ясностью. Человек - не природа, он не терпит пустоты.
Оказавшись в пустоте, он стремится ее заполнить. Он заполняет ее видениями
и воображаемыми звуками, если не в состоянии заполнить ее чем-нибудь
реальным. Воображаемых звуков я за эти три дня наслышался предостаточно.
Надо полагать, скоро начнутся видения...
Я маршировал по коридору мимо пустых кают, мимо библиотеки, мимо
арсенала, а когда проходил мимо медицинского отсека, почувствовал слабый
запах - свежий и одновременно неприятный, вроде нашатырного спирта. Я
остановился и принюхался. Знакомый запах. Хотя что это такое - непонятно.
Я заглянул в хирургическую. Постоянно включенный и готовый к действию
киберхирург - огромный белый спрут, подвешенный к потолку, - холодно
глянул на меня зеленоватыми глазищами и с готовностью приподнял
манипуляторы. Запах здесь был гуще. Я включил аварийную вентиляцию и
замаршировал дальше. Надо же, до чего у меня все чувства обострились. Уж
что-что, а обоняние у меня всегда было негодным...
Свой дозорный марш я закончил на кухне. Здесь тоже было полно
запахов, но против этих запахов я ничего не имел.
1 2 3 4 5 6 7 8