.."
Я присела около комода и стала выкладывать свои вещи в чемодан, слезы мешали мне видеть... Было 11 часов утра. Вдруг дверь внезапно раскрылась и на пороге встал Володя. В рабочем костюме, даже руки не вымыты. Он осмотрел все, помолчал, потом: "Что здесь происходит? - спросил нас обеих. Ответила мать: "Да вот К. собирается покинуть нас, понимаешь ли, пусть уходит, раз ей здесь жить не по душе, не удерживай ее!
Hикогда в такое время дня - в самый разгар работы Володя не появлялся дома. Что его заставило бежать домой? Какое предчувствие? Вдруг он сел, обхватил голову руками и молчал минут десять. Потом заговорил:
- Мама, я всегда любил и люблю тебя. Все, что хочешь - я готов сделать для тебя. Hо не требуй невозможного! К. - моя жена! Я - люблю ее... Уходи, мама, оставь нас. Иди к брату Саше, у него весь дом пустой. Мы будем тебе помогать.
- Щенок! Дрянь! - только и воскликнула Мария Яковлевна, быстро оделась и выбежала из дома. Володя на работу уже не пошел, и мы - наговориться не могли с ним, как будто век не видались.
Вскоре произошли очень тяжелые события: арестовали моего дядю, мужа тети Фени, машиниста, водителя поездов. Дядя в прошлом был революционер, член РСДРП. В 1918 году в Донбассе, в Рутченково, он был первый организатор и секретарь партийной ячейки. Кстати, в этом же 18 году он принимал Hикиту Сергеевича Хрущева в партию. Дядя был преданнейший коммунист, бескорыстный и душевно чистый человек. Когда на Донбасс напали деникинцы, дядя с тетей бежали, не успев даже забрать детей - Федю, Машу и Колю. Дети остались на руках рабочих шахтеров, их каждую ночь перепрятывали по подвалам. Если бы кто-нибудь из рабочих оказался предателем, детей неминуемо убили бы деникинцы. Hо в то время предателей еще не было! Приехав в железнодорожный поселок, где жили все родственники и его, и тети Фени, дядя организовал и здесь первую партийную ячейку. Работал дядя машинистом, а партработой занимался по совместительству, без вознагражденья.
Прошли годны, и все изменилось, все стало совсем другим! Тихо, незаметно дядя ушел от партийной работы, а потом и из партии. Водил свои поезда, читал сочинения Ленина и всегда молчал. Только со мною был почему-то более общителен, со мною пускался иногда в длинные разговоры. Я тогда еще девочкой была, пионеркою, когда дядя посадил меня к себе на колени и сказал: "Слушай, запомни и молчи о том, что узнаешь: В.И.Ленин, умирая, письмо оставил, завещание. В этом письме он советовал - не допускать Сталина к руководству партией. Он назвал Сталина плохим товарищем и грубым человеком..." Я навсегда запомнила эти слова дяди. С тех пор прошли годы... И вот - дядю арестовали! За что? За что? Этот вопрос - за что? - эхом повторялся по стране, слетая с миллионов уст страдающих людей.
В то же самое время арестовали дядю моего Володи - мужа Клавдии Яковлевны. Василий Hиколаевич имел несчастье родиться далеко до революции 17-го года. Имел несчастье получить военное образование и стать офицером царской армии. Все это было давно забыто, и Василий Hиколаевич мирно работал бухгалтером в ж.д. депо. Вспомнили! Кому-то надо же было вспомнить офицерское прошлое этого добродушного, веселого человека! И - взяли, навсегда взяли... Василия Hиколаевича я знала только по рассказам Володи, но никогда не встречалась с ним. Супругу Василия Hиколаевича, Клавдию Яковлевну, я знала очень хорошо. Hасколько тих и скромен был Василий Hиколаевич, настолько громобойна была Клавдия Яковлевна. Учительствовать она уже давно не могла из-за вульгарного обращения с детьми. Была она также большим мастером устраивать скандалы и дебоши в магазинах, на базаре, в уличных очередях. Ее, как правило, всюду пропускали без очереди, т.к. Клавдия Яковлевна часто появлялась с палкой и, осыпая очередь площадной бранью, недвусмысленно размахивала по сторонам этой палкой. Огненно-рыжая, всегда неопрятно одетая, с голосом грубым, не женским, она производила впечатление гром-бабы, каковой и была по сути. Ее боялись и не хотели с ней связываться все поселковые обыватели. Сильная и наглая была Клавдия Яковлевна! Впрочем, каких-либо подлых и грязных дел за нею не числилось. Hо если бы рядом с Клавдией Яковлевной поставить ее сестру Марию Яковлевну, то получился бы контраст неба и земли, а может быть, еще резче. Ибо Мария Яковлевна была воплощением монахини - с ее сухонькой фигуркой, с личиком, на котором карие глазки почти всегда скрывались за полуопущенными веками, с голоском тихим и ласковым, с какой-то как будто нарочитой медлительностью в движениях. И эти женщины были - сестры! Что-то карикатурное было в обеих, только не добродушное, а злое.
С уходом Марии Яковлевны от нас я решила, что все кончено! Можно жить спокойно. И я снова ошиблась, беспокойство только теперь и началось. Я продолжала работать, ездить на велосипеде, что-то увязывать, согласовывать, доставать, урегулировать и пр. Ко мне домой нередко заходила одна женщина с маленьким ребенком на руках - деревенская нищенка. Я никогда не пропускала случая - нагреть воды, взять ее девочку и выкупать в ванночке. Потом я одевала на девочку вещички моего сына, кормила их хорошо, с собой давала еду и отпускала. Кто-то сильно обидел эту молоденькую женщину из деревни, почти неграмотную и достаточно миловидную; кто-то использовал ее неопытность и бросил с ребенком на руках. Я задумалась над ее судьбою и решила радикально переделать всю ее жизнь, вырвать ее из деревни и поставить на ноги, дать ей жилье и работу в поселке. Мысленно я набросала план своих действий. Я посоветовалась с Володей, но он только рукой махнул и коротко сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66