Церкви - тоже неинтересно. Интереснее всего были
старые московские дома - совсем старые: развалюхи с галерейками и
мезонинами ... Нарисовала несколько портретов маслом, что оказалось полезно
для техники: сделать так, чтобы похоже было, а фотографией - не
было. Но самыми интересными оставались - лестницы.
Может, иваново влияние здесь и не при чем? Ведь могла же Таня просто
измениться с возрастом?
А еще, примерно в то же время, у нее в голове поселилась Другая
Женщина. Таня точно помнит день, когда та заговорила впервые: 29-ый день
рожденья - последний день рождения перед вторым разводом. Гости уже ушли,
посуда была вымыта, Андрюшка и Иван - уложены спать. Погасив свет и открыв
окно, Таня сидела без сил на табуретке в кухне. "Ну что - осталась,
наконец, одна?" - спросил ее кто-то изнутри. "Ты кто? - удивилась Таня, -
я тебя знаю?" "Знаешь. - отвечал голос, - Я - это ты. Ну, иди спать, чего
сидеть без смысла ..." С усилием встав, Таня поплелась в ванную.
Голос лгал - Другая Женщина Таней не была. Потому что с настоящей ею
она никогда не соглашалась. Всегда спорила. А иногда (обычно в критические
минуты) перехватывала бразды правления таниным телом и такое творила,
что последствия удавалось расхлебать далеко не всегда. Иногда Другая Женщина
уезжала куда-то и отсутствовала подолгу - по два-три месяца - но, в конце
концов, неминуемо возвращалась домой. Таня не говорила о ней никому. Да и
некому: Давида с ней уже не было, а Игорь Генрихович умер полгода тому
назад. А другим рассказать, так не поверят, скажут - с ума сошла,
раздвоение личности. Какая чушь! ... неужто непонятно, что Другая Женщина не
сама по себе в таниной голове завелась, а от Ивана переселилась? (Недаром
она его так хорошо знала - можно сказать, насквозь видела ...) А иногда
Тане казалось, что это игра такая, ею же и придуманная, - чтоб можно было
хоть с кем-нибудь откровенно поговорить, помимо самой себя.
То, что у Ивана кто-то появился, Тане сообщила как раз Другая Женщина.
Таня-то по наивности подумала, что это у него обострение начинается, и
запаниковала: почти семь лет не было - с того случая после их свадьбы. А
тут стал приходить с работы поздно и какой-то смурной, что делал -
вразумительно объяснить затруднялся. Заподозрить супружескую измену Таня не
могла, ибо считала его чем-то средним между сыном и собственностью: она его
подобрала, выходила - можно сказать, родила заново ... Он даже
потолстел немного на ее готовке! А теперь подумайте: разве может вам
изменить ваш сын? Или ваш дом?
Но Другую Женщину не проведешь - жаль только, что Таня ее не слушала.
А с другой стороны, может, и хорошо, что не слушала: в таких случаях сделать
все равно ничего нельзя - только скандалы бы пошли.
Последний день их семейной жизни начался, как обычно: Таня приготовила
завтрак на троих, отправила Андрюшку в школу и даже успела постирать, пока
Иван собирался. Потом они поехали в Институт и расстались в вестибюле,
договорившись вечером друг друга не ждать: кто первым освободится, тот
первым домой и едет (Андрюшку иа школы забирала танина мама). В тот раз Таня
засиделась до половины девятого - Плискин попросил церковь с Кривоколенного
дорисовать, и, когда пришла домой, то Андрюшка уже ложился спать - Иван
накормил его приготовленным тещей ужином. Первым, что ей бросилось в глаза,
был букет желтых роз на столе в гостиной (она же супружеская спальня, она же
студия). "Чего это он?" - удивилась Таня и пошла говорить сыну спокойной
ночи. Когда она вышла из андрюшкиной комнаты, Иван стоял, странно
понурившись, у стола с розами - у Тани нехорошо защемило сердце. "Что
случилось? - спросила она со страхом и указала на букет, - По какому
случаю?" Иван посмотрел на нее со слезами на глазах и коротко сказал: "Я
ухожу."
Они проговорили всю ночь. Таня будто оледенела: смотрела в сторону и
отвечала на вопросы только со второго раза; Иван три раза начинал плакать.
Но, вместе с тем, оставался тверд, как скала, - она не ожидала в нем такой
силы. О том, как будут расставаться, договорились так: Таня утром уходит на
работу, а когда возвращается - его уже нет. Они легли спать около пяти
утра, причем Иван - отдельно от нее, на полу ... боялся, что она его
изнасилует, что ли? Утром следующего дня Таня разбудила его, как
договорились, за две минуты до своего ухода в Институт.
Этот день навсегда остался самым страшным днем ее жизни - много хуже,
чем тот, когда отменилась выставка. Ко всему прочему, от недосыпа она
чувствовала себя ужасно физически: года ее были не те - по ночам отношения
выяснять. И все время в подсознании теплилась сумасшедшая надежда: приходит
она домой, а Иван на диване сидит - в последний момент решил-таки остаться.
Как Таня себя за глупость не ругала, а все ж в глубине души надеялась. И
точно: входит вечером в квартиру и первое, что видит, - единственные
ивановы теплые ботинки посреди прихожей. У Тани перехватило дыхание и
закружилась голова ... а тут, как на зло, телефон звонит. Слабой рукой она
сняла трубку (аппарат висел на стене в прихожей) и услыхала голос мужа:
"Танюш, я у тебя ботинки забыл. - сказал Иван извиняющимся тоном, - Надо
же, глупость какая, в тапочках в такси сел." "Я принесу их завтра в
Институт." - четко, как лейтенант на рапорте, ответила Таня и повесила
трубку. "Видно, торопился очень. - весело объяснила она выглянувшей из
кухни маме (пришедшей, как обычно, присмотреть за внуком после школы), -
Так торопился, что даже без ботинок убежал!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93