И потом, разве он единственный обратится в
ходячий транслятор? Разве среди инопланетян и землян не найдется таких,
кто согласится принять одну-две мнемограммы? Возможно, многие из них
сделали это, но не догадались попробовать себя в качестве переводчиков.
Язык Конвея едва поспевал за стремительно мчавшимися мыслями.
- Минуточку, - перебил О'Мара. - Вот вы рассуждаете о том, что
мнемограмма завладеет вашим сознанием, потом вы ее подавите, заставите
слушаться себя и так далее. Ну а если у вас не получится? Помнится, раньше
вы работали только с двумя мнемограммами одновременно, а сейчас рветесь
взять сразу несколько. - На долю секунды он замялся и продолжил: - Вы
принимаете в себя запись воспоминаний и ощущений медика-инопланетянина.
Она не стремится вытеснить вас из вашего сознания, но с перепугу вы можете
решить, что так оно и есть на самом деле. Вы знаете, порой мнемограммы
снимаются с весьма агрессивных существ. С теми врачами, которые впервые
берут, так сказать, пачку мнемограмм, происходят странные вещи. У них
начинаются головные боли, кожные болезни и прочие расстройства организма;
все они имеют психосоматическую основу, но доставляют человеку немало
неприятных переживаний. Мощный интеллект способен совладать с подобными
явлениями, но под мощью я разумею не голую силу, которой тут явно
недостаточно, а силу в соединении с гибкостью и наличие своего рода якоря,
чтобы вашей собственной личности было за что зацепиться. Предположим, я
одобрю вашу авантюру. Сколько мнемограмм вам понадобится?
Конвей быстро прикинул в уме. Тралтане, келгиане, мелфиане, нидиане,
растения, с которыми он познакомился перед отлетом на Этлу, и те существа,
чьим лечением занимался Маннон.
- ФГЛИ, ДБЛФ, ЭЛНТ, нидиане-ДБДГ, ААЦП и ХЦХЛ, - сказал он. - Шесть.
О'Мара поджал губы.
- Я бы не возражал, если бы на вашем месте был диагност, - проговорил
он. - Им не привыкать к расшестерению сознания. Но вы...
- Главный медицинский чин в госпитале, - перебил Конвей с усмешкой.
- Гм, - буркнул О'Мара.
В наступившей тишине слышны были человеческие голоса и разнообразные
инопланетные звуки, проникавшие в кабинет из коридора. Должно быть,
разговор велся на высоких тонах, ибо стены кабинета главного психолога
считались звуконепроницаемыми.
- Ладно, - произнес майор, - попробуйте. Но мне совершенно не хочется
потом лечить вас от шизофрении, которую вы наверняка заработаете. В наших
условиях надевать на вас смирительную рубашку - непозволительная роскошь,
поэтому я приставлю к вам сторожевого пса. Вас будет сопровождать ГЛНО.
Вот вам и седьмая мнемограмма.
- Приликла!
- Да. Ему, поскольку он эмпат, в последние часы пришлось очень и
очень несладко, а потому я вынужден был дать нашему приятелю
успокоительного. Но приглядеть за вами или даже помочь он сможет.
Ложитесь.
Конвей улегся на кушетку, и О'Мара закрепил на его голове шлем. Затем
майор заговорил, принялся задавать вопросы и сам на них отвечать. Конвей,
заявил он, должен погрузиться в бессознательное состояние, должен проспать
по крайней мере четыре часа. Быть может, прибавил психолог, он и затеял
все это лишь для того, чтобы иметь возможность как следует выспаться. Ему,
прибавил О'Мара, предстоит выполнить неимоверно сложную работу, от него
потребуется, помимо того, чтобы быть одновременно семью существами, еще и
находиться в семи местах сразу, так что сон доктору ни капельки не
помешает...
- Я думаю, обойдется, - произнес Конвей, борясь с желанием закрыть
глаза. - Выучив в палате несколько основных фраз, я передам их тамошнему
персоналу и отправлюсь дальше. Ведь нужно только, чтобы они понимали,
когда хирург просит скальпель или зажим, а когда говорит: "Сестра,
перестаньте дышать мне в затылок"...
Последним, что Конвей слышал отчетливо, были слова О'Мары:
- Шути, сынок, шути. Чувство юмора тебе ох как пригодится...

Он очнулся в помещении, которое было слишком просторным и слишком
узким, смутно знакомым и в то же время чужим. Отдохнувшим он себя не
чувствовал. Под потолком, вцепившись в него шестью ножками-трубочками,
висело крошечное, огромное, хрупкое, прекрасное, отвратительное существо,
которое являлось кошмарным сном во плоти. Оно напоминало по виду клеллов,
которыми он закусывал на дне своего озерца, и многое другое, в том числе
такого же, как и он сам, обычного цинруссианина-ГЛНО. Существо
затрепетало, уловив исходящее от него эмоциональное излучение. Ну,
разумеется, цинруссиане - эмпаты. Вынырнув на поверхность сознания из
водоворота чужих мыслей, воспоминаний и впечатлений, Конвей сказал себе,
что пора приниматься за дело. Первое испытание он решил провести на
Приликле, благо тот был рядом, и начал рыться в памяти, отсеивая ненужные
сведения и подбираясь шаг за шагом к обретенному столь необычным путем
знанию цинруссианского языка. Нет, поправил он себя, не цинруссианского, а
своего родного. Он должен мыслить и чувствовать, как истинный ГЛНО. Вот
как будто что-то намечается. Ох, ну и мерзость...
Он был цинруссианином, хрупким насекомоподобным существом из расы
эмпатов, обитающей на планете с низкой гравитацией. Теперь он сознавал
красоту пятнистого экзоскелета Приликлы, замечал юношеский отлив его
полуатрофировавшихся крылышек и то, как шевелились жвалы собрата от
волнения за него - него, Конвея. Ведь Конвей принадлежал к расе эмпатов и,
если верить воспоминаниям, вел счастливый и здоровый образ жизни типичного
ГЛНО, однако его эмпатические способности куда-то исчезли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58