при этом в уголках его тонких губ выступила кровавая пена.— Паладайн... не станет исцелять.. меня! — Последнее слово прозвучало как сдавленный то ли всхлип, то ли вскрик.Карамон в смятении уставился на него.— Но ты умираешь! Ты не можешь умереть! Ты сам говорил...Глаза Рейстлина закатились, а голова бессильно откинулась. Изо рта вялыми толчками пошла кровь.— Время... изменилось... Все... изменилось.— Но...— Оставь меня! Дай мне умереть! — взвизгнул Рейстлин в гневе, корчась от боли на одеяле.Карамон содрогнулся. Он с жалостью посмотрел на Рейстлина, но заострившееся, искаженное страданием лицо не принадлежало тому Рейстлину, которого он знал.Мудрость и разум спали с его лица, будто маска, оставив вместо себя лишь гордость, тщеславие, алчность и жестокость, не знающую сострадания. Глядя на своего брата-близнеца, Карамон даже подумал, что такого Рейстлина он еще никогда не видел. Перед ним был кто-то совсем чужой, незнакомый.«Возможно, — подумал Карамон, — такое же лицо было у него, когда в Башне Высшего Волшебства он прожигал голыми руками грудь Даламара. Возможно, таким видел Рейстлина перед смертью Фистандантилус».Содрогнувшись от ужаса и отвращения, Карамон с трудом оторвал взгляд от этого кошмарного, похожего на оскаленный череп лица и, приняв самый суровый вид, на какой только был способен, протянул вперед руку.— Позволь мне по крайней мере перевязать тебя.Рейстлин яростно затряс головой. Испачканная кровью рука оторвалась от раны, зажимая которую, он словно бы удерживал внутри себя жизнь, и стиснула ладонь Карамона.— Нет! Я проиграл. Прикончи меня! Боги смеются, о, как они смеются! Я не могу выдержать...Карамон уставился на брата, и внезапно им овладел совершенно необъяснимый гнев, который накопился, должно быть, за годы бесконечных ядовитых насмешек Рейстлина в ответ на его безответную заботу о нем. Он видел, как из-за этого человека гибли его друзья. Из-за него он и сам едва не погиб. Это Рейстлин отверг и убил любовь, которая предлагалась ему совершенно бескорыстно.Карамон протянул руку, схватил брата спереди за черную мантию и приподнял его голову над подушкой.— Нет, клянусь богами! — проревел Карамон гневно. — Ты не умрешь! Ты слышишь меня?!Глаза гиганта превратились в две узкие, как бойницы, щелочки.— Ты не умрешь, брат мой! Всю свою жизнь ты жил только для себя, и даже на пороге смерти ты ищешь самый легкий, самый простой выход — для себя! Ты без колебаний бросаешь меня здесь, ты бросаешь Крисанию! Нет, братец, ты будешь жить! Ты будешь жить, и ты отправишь меня обратно. Что делать потом — это уж твоя забота.Рейстлин посмотрел на Карамона, и, несмотря на боль, на его губах появилось слабое подобие улыбки. Он почти рассмеялся, однако вместо смеха на его губах вздулся и лопнул кровавый пузырь.Карамон чуть было не оттолкнул Рейстлина, но опомнился и выпустил черную рясу. Маг снова уронил голову на подушки и пожирал Карамона глазами. В эти минуты в них не было ничего, кроме горькой ненависти и ярости.— Я скажу Крисании, — мрачно проворчал гигант, поднимаясь на ноги. На яростный взгляд мага он не обратил внимания. — Она должна хотя бы попытаться вылечить тебя. И нечего на меня так смотреть. Я знаю, что, если бы взглядом можно было убить, я бы уже десять раз умер. Выслушай меня, Рейстлин, или Фистандантилус, или кто ты там на самом деле... Если Паладайну будет угодно, чтобы ты отдал концы, прежде чем успеешь натворить еще каких-нибудь страшных дел, пусть так и будет. Но если он пожелает оставить тебя в живых, мы примем его волю как должное, а ты, я думаю, и подавно.Рейстлин, истративший почти все свои силы, продолжал стискивать ладонь брата своими окровавленными пальцами, которые, казалось, уже окоченели, словно у мертвеца. Карамон сжал губы и решительно освободился от крепкой хватки Рейстлина. Повернувшись, он оставил палатку, все еще слыша за спиной хриплый стон, исполненный муки и страдания. Этот стон проник ему в самое сердце, и на мгновение гигант заколебался, но потом он подумал о доме и о Тике... и пошел дальше.Оказавшись снаружи, он направился к палатке Крисании, но заметил гнома, который с безразличным видом стоял неподалеку и строгал острым ножом какую-то палку.Гигант остановился, сунул руку в доспехи и достал пергамент. Он не нуждался в том, чтобы перечитывать написанные на нем несколько слов — их было немного, и Карамон помнил эта слова наизусть.«Маг предал тебя и армию. Отправь гонца в Торбардин и узнаешь правду».Гигант швырнул пергамент на песок.Что за жестокая шутка!Что за жестокая, издевательская шутка! * * * Сквозь пелену страшной боли Рейстлин слышал смех богов. То-то они, должно быть, веселились — протянуть одной рукой спасение, а другой выхватить его у него из-под носа. Как они должны теперь радоваться его поражению и отчаянию!Израненное тело мага корчилось в агонии, и так же в бессильной ярости извивалась его душа. Сознание собственного провала жгло ее, словно адское пламя.Жалкий и слабый человечишка, казалось, говорили ему боги. С кем ты вздумал тягаться! Но теперь-то мы напомнили тебе, что ты смертен, смертен, как и весь людской род.А он не мог признать победы Паладайна! Видеть, как Несущий Свет насмехается над ним, слышать голос бога, радующегося его падению, было свыше сил Рейстлина. Нет! Лучше быстрая смерть! Тогда его душа сумеет найти какой-нибудь темный уголок и спрятаться там. И только этот ублюдок, его брат, его вторая половина, человек, которому он всю жизнь завидовал и которого всю жизнь презирал, отказал ему даже в этом — в его последней надежде на спасение!Острый приступ боли заставил Рейстлина конвульсивно дернуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149