Оставаться и дальше в тех краях – по мне так лучше сидеть, скрючившись в три погибели в тесном карцере.
В: Вот куда бы я тебя определил со всем моим удовольствием! И должен тебе заметить, первое твое намерение – известить родных Его Милости – было не в пример удачнее. А ну-ка расскажи, как потаскуха исхитрилась тебя отговорить.
О: Вы небось думаете, сэр, она меня обвела вокруг пальца. Как знать, может, дальше выйдет, что вы правы. Только ведь я, изволите видеть, уже докладывал: девица после этой оказии сделалась совсем на себя не похожа, точно подменили. Я за одну минуту увидел от нее столько дружества, сколько прежде за целый день не видывал.
В: В чем же это дружество состояло?
О: Мы с ней по пути в Бидефорд много беседовали. И не только о нашем нынешнем положении.
В: О чем еще?
О: Ну, про ее прошлые окаянства, и как она обрела свет, и что с блудным ремеслом покончено навсегда. И как Иисус Христос пришел в этот мир, чтобы вывести таких, как мы с ней, из тьмы. Про мое житье-бытье много расспрашивала: что я есть за человек, чем занимался раньше – как будто мы с ней сию лишь минуту свели знакомство. Так я ей кое-что про себя рассказал.
В: Открыли вы свое подлинное имя?
О: Да, сэр. Про мать рассказывал, про свое семейство, и что я все-таки их не забыл. Она-то и укрепила меня в мысли их навестить, как я вам и сказывал.
В: И тем самым нашла средство от вас отвязаться?
О: Мне казалось, сэр, она ко мне со всей душой.
В: Вы сказывали, она дурно отзывалась о людях господского звания.
О: Было дело, ваша честь. И про то, сколько на свете несправедливости, и чего ей довелось повидать у мамаши Клейборн.
В: Что же именно?
О: Я, сэр, признался ей в некоторых, прошу прощения, прошлых грешках, и она отвечала, что джентльмены, которые хаживали к ним в бордель, ничуть не лучше нас, а, напротив того, хуже, потому что мы принуждены встать на путь порока единственно для снискания хлеба насущного, они же выбирают этот путь по своей воле, имея все средства соблюдать себя в чистоте. Богатство растлевает души, оно сходственно с глазной повязкой, из-за которой совесть человека пребывает в слепоте, и, покуда не упадет эта повязка с глаз, дотоле этот мир будет нести на себе проклятье.
В: Коротко говоря, в ее речах звучала крамола?
О: Она, ваша честь, сказывала, что, покуда вельможи, поработившие себя греху, избавлены от наказания, нет у этого света и малой надежды на спасение. И что нам, людям простого звания, надлежит больше думать о душе и не потворствовать господским окаянствам.
В: И вы не рассмеялись, слыша подобные рацеи из ее уст?
О: Нет, сэр. Потому что ее слова отзывались не празднословием, а совершенной искренностью. А когда я возразил, что негоже нам судить тех, кто выше нас, она принялась ласково меня разуверять и для этого делала мне различные вопросы. А потом сказала, что мне стоило бы поглубже вникнуть в эти предметы и что место мира сего заступит другой мир, в который люди войдут без различия званий. Потому что в Царствии Небесном люди ни в чем один другого не превосходят, кроме как в святости. И все эти ее речи, сэр, разбудили во мне лучшие чувства. Знаю, знаю, вы считаете, что такие чувства валлийцам вовсе не сродны, что все мы отпетые негодяи. Так ведь мы, изволите видеть, из нужды не вылезаем, и что в нас есть дурного – все это от самой горемычной жизни. А по природе мы народ, право, не скверный: и дружить умеем, и в вере тверды.
В: Знаю я цену вашей дружбе и вашей вере, Джонс. Ваша дружба – ничто как измена, вера ваша – ничто как ересь. Вы чума перед лицом всех добрых народов. Зловонный гнойник на заднице Королевства, суди вас Бог.
О: Не всегда, сэр. А разве что по неразумию.
В: Так, стало быть, всегда. Что она еще говорила про Его Милость?
О: Что она его прощает. Но Бог не простит.
В: Бесстыжей ли шлюхе прощать тех, кто над нею поставлен, и объявлять волю Господню?
О: Как можно, сэр. Только у меня от тогдашних приключений все мысли спутались. Веду я ее коня, а силы на исходе, ноги стерты, глаза слипаются.
Мне и почудилось, будто в ее словах есть какой-никакой резон.
В: Не ты, бездельник, ее вел – она тебя водила: за нос. Она ехала верхом?
О: Да, сэр. Лишь иногда, чтобы дать мне роздых, уступала мне седло и шла пешком.
В: Так утомились, что представлять учтивого кавалера стало невмоготу?
Что язык проглотил?
О: Тут, ваша честь, одно обстоятельство... Правда, оно до дела не относится, но от вас, видно, лучше не скрывать. В тот наш ночлег перед Бидефордом, когда мы с ней лежали на берегу, она озябла и, чтобы согреться, прижалась ко мне спиной. «Я, – говорит, – верю, что ты мое положение во зло не употребишь». Что ж, я ее веры не обманул. И покуда мы так лежали, я рассказал, что когда-то у меня была жена. Это, сэр, сущая правда. Супружество наше было несчастливо по причине моего пристрастия к пьянству. Бедняжка померла от кровавого поноса. Я и говорю Ребекке: «Что я за человек – ты сама видишь: по заслугам и честь. Ты без сомнения зналась с такими господами, что я перед ними выхожу полным ничтожеством. Но если ты меня не отвергнешь, что бы нам с тобой не пожениться и не зажить по праведности, как ты и собиралась?»
В: Скажите на милость! Дня не прошло, как она принадлежала Сатане – и ты ее такую в жены?
О: Да ведь с той поры она уже стала принадлежать Христу. Так она говорила.
В: И ты поверил этой кощунской выдумке?
О: Нет, сэр. Я поверил, что она искренне раскаялась.
В: И теперь уж точно не откажется потешить твою похоть?
О: Чего греха таить, смотрел я иной раз на Дика и завидовал: вот бы и мне этой кралей попользоваться. Небось и я мужским естеством не обделен. А нынешнее ее благочестие понравилось мне не меньше, чем ее телесная стать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147