Бонд с подозрением оглядел медицинское чудище. На полу— электрический мотор с табличкой «Механическое растяжное устройство „Геркулес“, сам же стол разделен натри секции с ремнями, каждая соединена с мотором отдельным приводом. Возле приподнятого подголовника — круговая шкала тяги, размеченная до двухсот единиц. Начиная со ста пятидесяти цифры красные. К подголовнику приделаны рукоятки; кожа на них в темных пятнах, наверное, от пота.— Ложитесь лицом вниз, — девушка держала ремни наготове.— И что будет?— Потянет немного спину, — нетерпеливо пояснила она. — Это очень полезно и совсем не больно, даже наоборот, приятно, многие засыпают.— Ну уж я не засну! — уверил Бонд. — А сильно будет тянуть? И почему цифры красные? Не разорвет?— Что вы!.. Сильно тянуть, конечно, опасно, но мы-то с вами начнем всего-навсего с отметки девяносто. Минут через пятнадцать я зайду и прибавлю до ста двадцати. А теперь ложитесь. Меня ждет больной.Бонд неохотно улегся, голова его утонула в мягкой кожаной подушке и он пробормотал:— Разорвет — подам на вас в суд.Заурчал мотор. Ремни то натягивало, то отпускало — Бонда словно мял великан в огромных, но нежных лапищах.— Ведь хорошо, правда?— Хорошо.Он слышал, как за Патрицией захлопнулась дверь. Под щекой его мягкая подушка, спину приятно потягивает, мотор гудит мирно, усыпляюще. А он-то, дурак, боялся!Минут через пятнадцать снова хлопнула дверь, отодвинули занавеску:— Ну, как вы тут?— Отлично.Девушка потянулась к переключателю. Бонд поднял голову: стрелка подползала к ста двадцати. Потянуло сильнее, мотор загудел громче.— Еще пятнадцать минут, — сказала Патриция.— Ладно, — неуверенно ответил он, примериваясь к окрепшему великану. Задернули занавеску, и хлопка двери он уже не различил в шуме мотора… И скоро привык к новому ритму.Еще через пять минут щеку вдруг обдуло ветерком, и Бонд приоткрыл глаза. К переключателю тянулась мужская рука. Жмет на рычажок… И тут рвануло, дернуло так, что он завопил от боли, его словно вздернули на «дыбу». Рука выпустила рычажок: мелькнула маленькая красная молния с двумя вертикальными черточками. И в ухо ему шепнули:— В другой раз, милейший, не будешь вмешиваться не в свое дело.Ревел и рычал мотор, ремни рвали тело; Бонд слабо стонал, пот капал с кожаных подушек на пол.А потом наступила ночь. III. МЕСТЬ
Хорошо, что тело не помнит боли. Иное дело приятные воспоминания — запах, вкус, поцелуй… Их сладость не забывается. Бонд медленно приходил в себя и удивлялся, что боли нет. То есть, конечно, болела спина, каждый позвонок — точно отколотили палкой — но это боль изведанная, знакомая, ее можно превозмочь. Ревущий же смерч, крутивший его, глушивший сознание, стих. Что же именно чувствовал он, Бонд, в тех мучительных объятиях? Помнилось лишь, что был он ничтожней пучка травы в тигриной пасти…— А теперь расскажите, как это случилось, — попросила Патриция. — Случайно задели переключатель? Вы нас так напугали! Никогда ничего подобного не было, в принципе устройство совершенно безопасно.— Понимаете, мне захотелось устроиться поудобнее, я потянулся и, кажется, задел за что-то рукой. Больше ничего не помню. Мне повезло, что вы быстро вернулись. — Он честно смотрел ей в глаза.— Теперь все позади. У вас, слава Богу, серьезных повреждений нет, еще два дня, и будете как огурчик.И действительно, через два дня Бонд вернулся в тихий мирок «природного метода». И сразу же холодно и энергично принялся наводить справки о графе Липпе — как сделал бы во время войны, выслеживая вражеского агента в Стокгольме или Лиссабоне. Он стал разговорчив и любопытен. Болтал с Патрицией: «А этот Липпе что, серьезно болен? Ах, он худеет! Наверное, принимает специальные ванны? Говорите, в турецкой бане… Нет, я там еще не был, обязательно схожу». С массажистом: «Что-то этот силач давно не показывается, граф — как его, Риппе, Хиппе? Да-да, Липпе. В полдень, говорите? А что, пожалуй, это удобно… Я от вас еще в турецкую баню зайду, погреюсь». Так он невинно беседовал и постепенно выстраивал план, по которому они с Липпе останутся с глазу на глаз в звуконепроницаемой процедурной.Одновременно, по скудным сведениям, Бонд пытался представить, что это за человек. Хотел ли он только припугнуть Бонда на «дыбе» или — ведь Липпе не знал, чем закончится пытка — убить? Но зачем? Что за тайну он бережет? Ясно одно — тайна есть, и нешуточная…Сообщать о происшествии в Штаб Бонд не собирался. Покушение в санатории «Лесной»! Глупо, смешно. Он, умелый солдат, выставляется дурачком. Туза Управления разведки и контрразведки поят теплым соком да овощным супчиком, потом привязывают к какой-то «дыбе», чуть-чуть сдвигают рычажок — и герой сотен сражений вопит от боли и просит пощады! Нет, он отомстит Липпе сам.К четырнадцатому, последнему дню у Бонда все было продумано: где, когда и как.В десять утра, после прощального обследования у мистера Джошуа Вейна (диагноз: давление в норме, лишний вес сброшен, позвоночник подлечен), Бонд спустился на последнюю процедуру.Он лежал на столе массажиста лицом вниз и поджидал жертву. Наконец, мимо прошлепали босыми ногами и сказали громко, уверенно:— Доброе утро, Бересфорд. Баня готова? Сделай сегодня погорячей.— Слушаюсь, сэр. — Слышен печатный шаг Бересфорда, старшего массажиста, и прежнее шлепанье; идут по коридору к дальней комнате, электрической турецкой бане. Хлопнула дверь. Через несколько минут хлопнула еще раз — Бересфорд проводил графа Липпе, возвращается. Прошло двадцать минут. Двадцать пять. Бонд слез со стола.— Довольно, Сэм, спасибо, — сказал он. — Я еще душ приму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44