– Пока ничего страшного, девочки. Но вот если Лиза возьмется за Достоевского, тогда да, тогда ее пора эвакуировать!
– В Мюнхен.
– Не поможет. Лучше уж в Амстердам.
– Ага, она там как следует курнет, вспомнит студенческие годы…
– И в таком состоянии снова усядется читать Сэлинджера. Так что бесполезно. Тебе уже ничего не поможет, ты слышишь, бедняга?
– Но я люблю читать перед сном, и, собственно говоря, почему бы не перечитать Сэлинджера, если уж он есть в здешней библиотеке? Не сбивайте меня, ладно? Я хотела сказать вот что. Я его лет пять не открывала, а сейчас вдруг обратила внимание… В ранних рассказах несколько раз возникает Холден Колфилд. То есть, о нем там мельком упоминают. В одном рассказе сорок четвертого года появляется его старший брат, тоже Колфилд, только Винсент, и между делом вспоминает Холдена… А потом в рассказе, который был написан в сорок пятом году, главный герой – все тот же Винсент. Так вот, к этому моменту он уже знает, что его братишка Холден пропал без вести… Да, а потом, уже в пятьдесят первом году вдруг появляется знаменитый роман “Над пропастью во ржи”, где этот самый пропавший без вести Холден Колфилд – главный герой. Вы понимаете?
– Ну и что? Лиза, деточка, так часто бывает. Многие писатели влюбляются в своих героев, иногда они не могут расстаться с ними всю жизнь, таскают из рассказа в рассказ, или из романа в роман, и путаница их не смущает…
– Я знаю, что часто. Но тут не то. Во всяком случае, я не это хотела сказать. Тут совсем другое… – она смущенно умолкает, а потом говорит так тихо, что я скорее угадываю, чем слышу ее слова: – Неужели не понятно, куда он пропал без вести, этот мальчик?
– Ах, вот ты о чем…
– Хочешь сказать, он пропал без вести – из одной книги в другую?
– Ну да. Из одной книги в другую, из одной жизни в другую… На новой картинке есть небольшие отличия, не знаю, наберется ли десять…
Женщины не смеются, но я чувствую, как они улыбаются. Лиза продолжает:
– В новой книге у него другой старший брат. Не писатель Винсент, который погибнет в сорок пятом во Франции, а некий Д.Б., он сценарист в Голливуде, и у него там все о’кей, а ведь Винсент, который появлялся в рассказах, не любил ни Голливуд, ни вообще кино как таковое, он об этом не раз говорил, я еще обратила внимание…
– Деточка, ты зря стараешься. Литературный критик из тебя все равно не получится, ты слишком искренне любишь книги. Материал, с которым работаешь, нельзя любить: в этом случае он не поддается анализу. Выскальзывает изпод скальпеля, да еще и верещит, как умирающий заяц.
– А разве умирающие зайцы?..
– Да, они верещат. Очень страшно кричат, как маленькие дети. Я не знаю, как люди решаются их убивать…
– Вот уж за что следует ввести смертную казнь: за охоту на зайцев. Повсеместно. Это единственное преступление, которому нет оправдания.
– Подождите со своими зайцами, не сбивайте меня. Я не о том. При чем тут критика какаято? Конечно, я не собираюсь чтото там всерьез исследовать. Тут другое. Когда я поняла, куда пропал без вести Холден Колфилд, я подумала: а может быть, мы тоже пропали без вести? В другую книгу… в другую жизнь. Мы сами ничего не заметили, а наши родственники и друзья гдето там, в прежней жизни бьют тревогу, но мы никогда не узнаем об этом, потому что здесь есть телефон, и всегда можно позвонить домой, и тебе ответит знакомый голос… почти как настоящий.
– Боже мой! – звенит в напряженной тишине хорошо поставленный голос Алисы, – Ты права, детка. Я всегда подозревала, что однажды проснусь не там где мне положено – просто по рассеянности!
– А ведь действительно все стало… както не так, правда? С тех пор, как мы здесь. Слишком хорошо. И от этого тревожно, как перед грозой, или как будто все время полнолуние. Разве нет? Юста, ты каждый день ездишь в Мюнхен. Как он тебе? Настоящий?
– Мюнхен всегда не настоящий. Это не показатель. Единственный город, в котором невозможно положиться на карту, только на удачу… и еще на таксистов. Каждый мюнхенский таксист очень четко знает, в каком измерении находится место, в которое тебе требуется попасть, и это их неоспоримое достоинство… Вообщето, я не очень верю, что мы уже пропали без вести. Но, помоему, мы вполне можем пропасть. У нас есть шанс затеряться гденибудь в коридорах. Меня не покидает ощущение, что с этой веранды можно исчезнуть в любой момент. Поэтому здесь так тревожно... и так хорошо.
– Ну вот, спать я сегодня ночью не буду. Вы меня напугали.
– И правильно. Утром поспишь. А ночью надо смотреть на звезды. Их здесь, помоему, раза в три больше, чем положено…
– Ага. И перед отъездом нас заставят оплатить дополнительные звезды, поштучно, по списку. Как счета за телефон.
– Хм… Могли бы заранее сообщить расценки, я бы еще подумала. Я девушка экономная…
– Ничего, сэкономишь на телефонных звонках. А звезды пусть остаются.
– Ну ладно, уговорили. Хотя… Разве дело в количестве?
– Иногда – да.
Я слушаю их болтовню, и у меня кружится голова. “Пропасть без вести”, это надо же! Знали бы они, сколь опасно близки к правильному решению задачи.
О, я уверен, они ничего не знают об этом доме, ничегошеньки (по крайней мере, пока), но их чутье – это нечто! Я и сам наверняка “пропал без вести”, переступив порог этого гостеприимного дома. Иногда мне кажется, что я помню, откуда именно я “пропал”, а иногда я понимаю, что ни черта не помню, кроме своих бесконечных путаных снов.
Я, знаете ли, просто местный призрак. Впрочем, я не доставляю окружающим никакого беспокойства:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17