Выбранным
мною для этого местом стала судейская ложа на беговом поле ярмарки, с
попоной, постеленной прямо на пол. Я знала эту ложу, потому что не раз
сидела в ней морозными утрами, устремив глаза на финишную черту и держа в
руке увесистый секундомер, пока отец тренировал свою лошадку. В первый раз
мне было шесть лет и пришлось держать секундомер обеими руками. В тот год
отец купил Бездельника, черного жеребца от того же производителя, что и
Мод С., - но к несчастью, не такого резвого, как его знаменитая кровная
сестра.
В июне 1897-го я пришла туда подготовленной, полной решимости
свершить задуманное, имея в сумочке презерватив ("французский мешочек") и
гигиеническую салфетку - самодельную, как и все они в то время. Я знала о
возможности кровотечения, и в случае чего нужно было убедить мать, что у
меня просто началось на три дня раньше.
Моим соучастником был одноклассник по имени Чак Перкинс, на год
старше меня и почти на целый фут выше. У нас с ним не было даже детской
любви, но мы притворялись, что влюблены (может, он и не притворялся, но
откуда мне было знать?), и усиленно старались совратить друг друга весь
учебный год. Чак был первый мужчина (мальчишка), целуясь с которым, я
впервые открыла рот и вывела отсюда следующую "заповедь": "Открывай рот
свой, лишь если готова открыть чресла свои", - потому что мне очень
понравилось так целоваться.
Ах, как понравилось! Целоваться с Чаком было одно удовольствие: он не
курил, хорошо чистил зубы, и они были такими же здоровыми, как у меня, и
его язык так сладостно касался моего. Позднее я (слишком часто!) встречала
мужчин, которые не заботились о свежести своего рта... и не открывала им
своего. И остального тоже не открывала.
Я и по сей день убеждена, что поцелуи с языком более интимны, чем
совокупление.
Готовясь к решающему свиданию, я следовала также своей четырнадцатой
заповеди: "Блюди в чистоте тайные места свои, дабы не испускать зловония в
храме Божьем", - а мой развратник-отец добавил: "...и дабы удержать любовь
мужа своего, когда подцепишь оного". Я сказала, что это само собой
разумеется.
Соблюдать чистоту, когда в доме нет водопровода, зато повсюду кишит
ребятня - дело нелегкое. Но с тех пор как отец предостерег меня несколько
лет назад, я изыскала свои способы. Например, мылась потихоньку в
отцовской амбулатории, заперев дверь на ключ. В мои обязанности входило
приносить туда кувшин горячей воды утром и после ленча и пополнять запас,
если необходимо. Так что я могла помыться без ведома матери. Меть
говорила, что чистота сродни благочестию - но мне нисколько не хотелось,
чтобы она увидела, что я скребу себя там, где стыдно трогать; мать не
одобряла слишком тщательного омовения "этих мест", поскольку это ведет к
"нескромному поведению". (И точно, ведет.)
На ярмарочном поле мы завели запряженную в кабриолет лошадку Чака в
один из просторных пустовавших сараев, привесив ей к морде сумку с овсом
для полного счастья, а сами забрались в судейскую ложу. Я показывала
дорогу - сначала по задней лестнице, потом по приставной лесенке на крышу
трибуны и через люк - в ложу. Я подоткнула юбки и взбиралась по лесенке
впереди Чака, упиваясь тем, какое скандальное зрелище собой представляю.
Чак и раньше видел мои ноги - но мужчинам ведь всегда нравится
подглядывать.
Забравшись внутрь, я велела Чаку закрыть люк и надвинуть на него
тяжелый ящик с грузами, используемыми на скачках.
- Теперь до нас никто не доберется, - ликующе сказала я, доставая из
тайника ключ и отпирая висячий замок на шкафчике в ложе.
- Но нас же видно, Мо. Впереди-то открыто.
- Кто на тебя будет смотреть? Не становись только перед судейской
скамьей, вот и все. Если тебе никого не видно, то и тебя никто не видит.
- Мо, а ты уверена, что хочешь?
- Зачем же мы тогда сюда пришли? Ну-ка, помоги мне разостлать попону.
Сложим ее вдвое. Судьи стелют ее на скамейку, чтобы кое-что не отсидеть, а
мы постелем, чтобы не занозить - мне кое-что, а тебе коленки.
Чак все время молчал, пока мы стелили свою "постель". Я выпрямилась и
посмотрела на него. Он мало походил на мужчину, жаждущего соединиться с
предметом своих давних желаний - скорее на испуганного мальчишку.
- Чарльз, а ты-то уверен, что хочешь?
- Среди бела дня, Мо... - промямлил он, - и место такое людное. Не
могли бы мы разве найти тихое местечко на Осейдже?
- Да уж - где клещи и москиты, и мальчишки охотятся на мускусных
крыс. Чтобы нас накрыли в самый интересный момент? Спасибо, сэр. Чарльз,
дорогой, - мы ведь договорились. Не хочу тебя, конечно, заставлять. Может
быть, отменим поездку в Батлер? (Я отпросилась у родителей съездить с
Чаком будто бы в Батлер за покупками - в этом городишке, немногим большем
Фив, магазины были гораздо лучше. Торговый дом Беннета-Уилера был раз в
шесть больше нашего универмага. У них даже парижские модели продавались,
если верить их объявлению.)
- Ну, если тебе не хочется туда ехать, Мо...
- Тогда не завезешь ли ты меня к Ричарду Гейзеру? Мне надо с ним
поговорить. (Я улыбаюсь и мило щебечу, Чак, хотя мне хотелось бы отходить
тебя бейсбольной битой.)
- Это о чем же, Мо?
- Да так. Ты же знаешь, зачем мы сюда пришли. Если тебе моя вишенка
не нужна, может быть, Ричард не откажется - он мне намекал, что не прочь.
Я ничего ему не обещала... сказала, правда, что подумаю. - Я бросила
взгляд на Чака и потупилась. - Подумала и решила, что хочу тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24