- Мало того, что я потерян и брошен, теперь
я еще и узник дерева. Если нет такой штуки, как случайность, я уверен,
черт возьми, мне не понять космический смысл всего этого. Мне уготована
судьбой смерть на этих ветках".
Руди подтянул левую ногу и осмотрел глубокую рану. Сапоги и брюки
пропитались кровью, но ступня еще шевелилась, и сухожилия были целы. Если
не протереть рану спиртом, можно заработать гангрену. Условия были не из
легких. Сильно поврежденная левая рука все же сгибалась. Он осторожно
пощупал ребра и сморщился от боли, когда одно из них сдвинулось. Снизу
дуики пожирали алчным взглядом свою жертву. Он размышлял о том, сколько
они собираются здесь торчать, и что произойдет, если он заснет.
Холодный день был нескончаем. Дуики упорно сидели под деревом, иногда
отлучаясь на поиски ящериц или личинок. Ветер ерошил их жесткие, темные
волосы. Руди отвязал плащ и завернулся в него, надеясь хотя бы немного
согреться. Боль в ноге стала нестерпимой, заставляя задуматься о том,
сколько времени потребуется для заражения крови. Этот страх заставил его
еще крепче усесться в развилке дерева, расшнуровать ботинок, трением
разогреть лезвие ножа, пока металл не стал достаточно горячим, чтобы
прижечь тело. Процесс был мучительным, и Руди нескоро еще собрался с
мужеством сделать повторное прижигание. Закончив, он уронил нож, и его
стошнило. Руди изнеможенно повис на ветвях дерева, понимая, что, если он
ослабеет и упадет, то будет разорван на кусочки, и ему хотелось умереть
прямо сейчас.

Он оставался на дереве почти до темноты.
При затянутом облаками небе сумерки были ранними. Наполовину
оцепеневший, Руди едва заметил угасание дня, пока внезапное волнение и
ворчание внизу не привели его в чувство.
Дуики вскочили, свистя и кашляя, их глаза-бусинки насторожились, а
сутулые туловища наполнились страхом. Со своего наблюдательного пункта
Руди разглядел пару высоких, похожих на страусов птиц, молчаливо
шествовавших сквозь сумеречные тени полыни, почти неразличимых, несмотря
на свой рост, из-за коричневато-серых перьев в мягкой кошачьей поступи. Он
видел однажды таких существ издали и находил их следы. Сейчас он заметил
громадные ястребиные клювы и глубоко посаженные глаза - признак хищника,
как говорил Ингольд.
Дуики затрепетали, постепенно исчезая в кустах, и даже Руди со своего
высокого насеста с трудом мог разглядеть их. Стараясь не создавать лишнего
шума, он сел, оторвал полоску каймы куртки и перевязал разбухшую левую
ногу, привязав поверх нее сапог. Он проклинал себя за то, что позволил
себя ранить, уменьшив тем самым наполовину и без того ничтожный шанс
остаться в живых. Одна только мысль - попытка ступить на ногу - уже
причиняла ему боль, но он хорошо понимал, что дуики скорее всего вернутся
утром.
Руди понятия не имел, где запад, но, поднявшись на ветках дерева, он
смог различить отдаленные очертания высокого скалистого мыса, который
защитит его, если он до него доберется. В голову лезли мысли, что будет,
если не доберется. Нужно было выждать, когда страусы с сабельными клювами
уйдут, оставить дерево и найти надежное место, где дуики не обнаружат его.
В сумерках под ним началось какое-то движение. Самка-дуик вышла из
укрытия почти прямо под ноги одной высокой птице и бросилась убегать с
такой скоростью, о которой Руди даже не подозревал. Но птица метнулась
вперед, легкая, как газель, схватила добычу и вонзила клюв в брыкающееся
месиво рук, ног и крови. Другая птица ринулась за своей жертвой - молодым
самцом. Ошеломленный, Руди смотрел, как существо без особых усилий
настигло дуика и распотрошило его прямо на бегу, затем, остановившись и
опершись на одну ногу, стало очень деловито потрошить конечность, подобно
попугаю, клюющему клубнику. Руди застыл от ужаса и не выходил из состояния
оцепенения, пока птицы не закончили свою страшную трапезу и не канули
назад в сумерки. Потрясенные зрелищем, дуики в страхе разбежались.
Разорванные останки двух прежних преследователей Руди растащили крысы,
которые словно восстали из земли, чтобы побороться за кости.
Крысы едва взглянули на него, когда он осторожно соскользнул с
дерева. Они отвлеклись от трупной трапезы, когда его ноги коснулись земли,
а онемевшее колено хрустнуло, но вернулись назад к еде, когда Руди
поднялся. Перед ним была лаконичная, вызывающая тошноту картина. Не сумей
он вовремя забраться на дерево, с ним произошло бы то же самое. Слабость
от боли в левой ноге пугала его. Он похромал вокруг дерева и, отыскав свой
нож, отрезал от корня боковой отросток, чтобы сделать палку для ходьбы. Он
проверил лук, подумав о том, как бы подстрелить парочку питающихся падалью
тварей для мяса - это было все равно, что стрелять рыбу в бочке, - но он
не мог заставить себя съесть хоть кусочек крысиного мяса. Кроме того, он
хотел лишь напугать их, а больше всего в ту минуту ему хотелось очутиться
подальше от этого места.
Опершись на свой тополиный посох, который был мягким и почти что
бесполезным, Руди медленно похромал к цели.

Он проснулся от далекого трубного звука. Мгновение он размышлял, что
это могло быть. Затем пришла боль, боль от судорог, от кровоподтеков, от
сломанного ребра и от болезненной пульсации распоротой лодыжки. Он спал в
положении эмбриона в расщелине высокой скалы, полузамерзший после
прогулки, которая, как ему показалось, длилась вечность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103