Банк, к сожалению, был закрыт, поэтому мне пришлось поехать в мой хорошенький маленький домик на окраине и откопать в углу сада, у цистерны, крохотный стальной сейф, в котором были отложены на черный день пять тысяч долларов шальных денег.
Когда я тронулся обратно в город, со стороны дворца послышался треск пулеметных очередей, что подтверждало: мои мыслительные способности не пострадали в Рубате, несмотря на жару и обстановку всеобщего загнивания.
По пути в гавань я заскочил в полицейское управление и обнаружил, ничуть не удивившись, что там нет ни души, не считая Мейера, которого, открыв дверь, я увидел стоящим у окна камеры и прислушивающимся к звукам перестрелки.
Он быстро обернулся ко мне, и на его лице появилось явное облегчение, когда он увидел, кто вошел.
— Это Гамаль? — встревоженно спросил он.
— Он не из тех, кто ждет у моря погоды. Чуть что — хватается за пистолет. А вы неважно выглядите. Предлагаю вам долгое морское путешествие.
Он чуть не выпрыгнул из самого себя от желания проскочить вслед за мною в дверь.
Когда мы выходили на катере из гавани, в жарком послеполуденном воздухе над дворцом поднимались черные столбы дыма. Стоя возле меня в рубке, Мейер качал головой и вздыхал.
— В каком ненадежном мире мы живем, мой друг! — А потом, будто сразу забыв о случившемся, спросил: — Это хороший катер? Мы сможем на нем добраться до Джибути?
— Запросто.
— Отлично. У меня там первоклассные связи. Мы даже можем продать катер. Будет небольшая компенсация за мои потери, а потом у меня есть маленькое дельце в Республике Сомали, и вы могли бы мне помочь.
— Что за дело?
— Две тысячи фунтов стерлингов в месяц, — спокойно ответил он.
Этого было достаточно, чтобы любому заткнуть рот. Он достал из кармана маленький кассетный магнитофон, поставил его на столик для карт и включил.
Зазвучали звуки оркестра, в которых сразу можно было узнать ностальгические нотки тридцатых годов, а певец, который вступил через несколько минут, заверил меня, что «Каждый день — счастливый день». На лице Мейера, когда он слушал, отразилась полная безмятежность.
Я спросил:
— Кто это, черт побери?
— Эл Боули, — просто ответил он. — Лучшее из всего, что было.
Так странно началась наша крепкая дружба.
* * *
Я вспоминал об этой первой встрече, когда шел к оружейному складу Мейера, на следующее утро после того, как вернулся в Англию из Греции, — благодаря любезности Фергюсона и транспортной команды Королевских военно-воздушных сил. Цель моего визита была совершенно очевидна.
Когда я открыл маленькую скрытую калитку главных ворот и вошел внутрь, голос Эла Боули таинственно прозвучал из полутьмы, чтобы сообщить мне, что «Все мое — твое».
Трудно себе представить, но на одном только складе Мейер собрал буквально все, что имело касательство к оружейному делу. Для меня всегда оставалось тайной, как мог он ладить с инспекторами пожарной службы, когда у него временами скапливалось столько взрывчатки, что ею можно было разнести в пыль половину Лондона.
— Мейер, где вы? — крикнул я, озадаченный отсутствием персонала.
Я шел по темному проходу между двумя рядами шкафов, набитых коробками с патронами 303-го калибра и зарядами для гранатометов. Дальше шла стальная лестница, которая вела на площадку наверху, там тоже были шкафы и рядами стояли старые винтовки «энфилд».
Эл Боули затих, и у перил появился сам Мейер.
— Кто там?
У него был такой затравленный вид, словно он вот-вот ожидал появления гестапо, что когда-то, во времена его юности, вполне могло случиться. Он носил те же очки в стальной оправе, что и при первой нашей встрече; помятый синий костюм также был вполне в его обычном вкусе.
— Саймон, — воскликнул он. — Это вы?
И начал спускаться по лестнице. Я спросил его:
— Где ваши служащие?
— Я дал им свободный день. Подумал, так будет лучше, когда мне позвонил Фергюсон. А где он сам, кстати?
— Скоро будет.
Он снял очки, тщательно их протер, снова надел и придирчиво осмотрел меня.
— Они там не очень мучили вас?
— На Скартосе? — Я покачал головой. — Хватило и того, что я там был. Как ваш бизнес?
Он развел руками в непередаваемом жесте и двинулся к офису на другой конец склада.
— Что я могу сказать? Мир день ото дня становится все более жестоким.
Мы зашли в тесный захламленный кабинет; он извлек бутылку самого дрянного английского шерри и плеснул в стаканы по паре глотков. На вкус это было что-то вроде сладкой олифы, но я все же мужественно выпил.
— Этот Фергюсон, — сказал он, прикончив свою порцию, — просто дьявол. Хладнокровный, расчетливый дьявол.
— Ну, этот-то наверняка знает, что хочет.
— Он шантажировал меня, Саймон. Меня, который уже столько лет гражданин этой страны! Я плачу налоги, разве нет? И примерно себя веду. Когда эти ирландские психи подкатились ко мне со сделкой, я тут же сообщил властям.
— Весьма похвально, — отозвался я и налил себе еще один стакан жуткого пойла.
— И какую же благодарность я получил? Этот Фергюсон заявляется сюда и дает мне задание. Или я играю в ту игру, но по его правилам, или я лишаюсь лицензии на торговлю. Как вам это понравится? И это британская законность?
— Очень похоже на нее, — ответил я.
Он начал злиться, но виду не подал.
— Почему вы все превращаете в шутку, Саймон? Разве положение, в которое мы попали, так уж смешно? И смерть тоже смешна?
— Единственный способ для разумного человека остаться нормальным в мире, который сходит с ума.
Он обдумал мои слова и выдавил одну из своих хитрых улыбочек:
— Может быть, вы будете от этого что-то иметь. Я попробую, определенно попробую, но куда подевался этот Фергюсон?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54