Редко доводилось видеть таких — словно измученный, отлетевший дух не от мира сего.
— А вы проделали длинный путь из Керри, — сказал я ему.
— Откуда вы знаете?
— Я имею в виду ваш акцент, разве не так там говорят? Моя мать, храни ее Бог, была из Страдбелла.
Что-то изменилось в его взоре. Мне показалось, он удивился, хотя я понимал, что такой человек не так уж часто будет обнажать чувства по какому бы то ни было поводу. Но он не успел ничего ответить, как из тьмы прозвучал тихий голос:
— Давай-ка сюда майора, Бинни.
Там был ряд деревянных кабин с дверьми из матового стекла, чтобы создать интимную обстановку для посетителей, еще один реликт викторианских времен. В крайней кабине за столом сидела молодая женщина. На ней были теплая мешковатая полушинель и шарф, окутывающий голову. Из-за этой одежды больше ничего нельзя было рассмотреть.
Бинни, стоя сзади, неумело обшарил меня сверху донизу в поисках припрятанного оружия; делал он это так неловко, что я мог бы трижды прикончить его, если бы захотел.
— Доволен? — спросил я.
Он отступил назад, и я повернулся к девушке:
— Саймон Воген.
— Я прекрасно знаю, кто вы такой.
— Значит, у вас есть преимущество передо мной.
— Нора Мэрфи.
Судя по говору, она была скорее американкой, чем ирландкой. Действительно, вечер сюрпризов. Я сказал:
— И вы собираетесь пойти на катере из Обана?
— И вернуться обратно.
На этом можно было считать, что формальности успешно выполнены; я выдвинул стул из-за стола и уселся.
Я предложил ей сигарету, и, когда поднес спичку в сложенных ладонях, огонек на мгновенье выхватил ее лицо из темноты. Темные, холодные глаза, высокие скулы и широкий, несколько чувственный рот.
Когда спичка погасла, она сказала:
— А вы выглядите удивленным.
— Я ожидал встретить мужчину.
— Так похоже на всех вас!
— На высокомерных англичан, хотите вы сказать? Носок сапога для собаки и плеть для женщины. Разве не так говорят? Думаю, что у меня появилась такая возможность.
Она рассмеялась, чем удивила меня, хотя было похоже, что она сделала это вопреки своему желанию.
— Принеси человеку виски, Бинни, только убедись, что это «Джеймсон». Майор всегда пьет «Джеймсон».
Он пошел к бару, а я спросил:
— Он кто, ваш друг?
— Его зовут Галлахер, майор Воген. Бинни Галлахер.
— Молод для таких дел.
— Но довольно стар для своего возраста.
Бинни поставил бутылку и единственный стакан на стол и оперся на перегородку, сложив руки.
Я наполнил стакан и сказал:
— Похоже, вы все знаете обо мне, мисс Мэрфи.
— Саймон Воген, родился в Дели в 1931 году. Отец — армейский полковник в Индии. Мать ирландка.
— Тем больше стыда на ее голову!
Она как бы не слышала моего замечания и продолжала:
— Винчестер. Сэндхерст. Военный крест в полку Герцога Веллингтонского в 1953 году. Они должны гордиться вами там, в академии. Офицер, джентльмен, убийца.
Когда она сердилась, американский акцент был еще более заметен. Настала явно умышленная пауза, они ожидали моей реакции. Когда я сделал невинный жест, протянув руку к бутылке, то этого было достаточно для Бинни, который моментально опустил руку в карман пальто.
— Будьте осторожны, — сказал он.
— Я сама с ним справлюсь, — ответила она.
Я не мог быть до конца уверен, что вся эта уловка не задумана заранее, чтобы проверить меня, но то, что они говорили по-ирландски, представлялось интересным. Уж если эта девушка, Мэрфи, так много знала обо мне, как хотела показать, то она должна знать и то, что я бегло говорю по-ирландски благодаря моей матери.
Я налил себе еще стакан и спросил Бинни по-ирландски:
— Сколько тебе лет, парень?
Он машинально ответил:
— Девятнадцать.
— Когда делаешь обыск, то свободный пистолет найдешь легко, но не забывай о кобуре под мышкой, иначе не доживешь до двадцати.
Что-то снова появилось у него в глазах; вместо него ответила девушка, на этот раз по-английски:
— Слушай майора внимательно, Бинни. У него большой опыт в такого рода делах.
— Вы что-то сказали о том, что я был убийцей? — поинтересовался я.
— На Борнео в 1963 году. В Селенгаре. Вы приказали казнить четырнадцать партизан, чья единственная вина была в том, что они сражались за свободу своей страны.
— Это сомнительная точка зрения, потому что все они были коммунисты-китайцы.
Она полностью игнорировала мои слова и продолжала:
— А мистер Ху Ли, которого вы пытали и избивали несколько часов, а потом застрелили якобы при попытке к бегству? Все газеты называли вас Зверем Селенгара, но военное министерство не хотело шума и замяло дело.
Я невольно улыбнулся:
— Бедный Саймон Воген! Он никогда не придет в себя после восемнадцати месяцев, которые просидел в китайском лагере для военнопленных в Корее.
— Но вы же не отсидели все, они выпустили вас.
— Когда я уже ни на что не был годен.
— И теперь вы торгуете оружием.
— С людьми вроде вас. — Я поднял стакан и бодро провозгласил: — За Республику!
— Вот именно, — ответила она.
— Так о чем же мы здесь говорим? — Я аккуратно допил свой стакан. — Мистер Мейер ожидает встречи с вами; он здесь, недалеко. Он просто хотел, чтобы сперва с вами встретился я; что-то вроде меры предосторожности.
— Мы точно знаем, где остановился мистер Мейер. В отеле на Ларган-стрит. А у вас номер пятьдесят три в «Гранд Сентрал».
— Как всегда, только самое лучшее, — ответил я. — Это влияние образования в закрытых привилегированных школах, как вы понимаете. А бедный старый Мейер никак не может забыть бегства из Германии в 1938 году, поэтому он бережет деньги.
Позади нас с треском распахнулась входная дверь, и в бар ввалилась группка молодых людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54