– А что случилось? – спросил Ломакс.– С амфорой? – Ван Хорн пожал плечами. – Когда немцы пришли за мной, то вели себя несколько грубовато. Удивительно другое: когда я вернулся сюда после войны, то нашел все осколки собранными в ящик в подвале. И целый год склеивал их в единое целое. Как раз то, что было нужно, чтобы прийти в себя.– После концлагеря Фончи? – спросил Ломакс.Ван Хорн кивнул.– Давайте выйдем на террасу. Там очень приятно в этот предвечерний час.Катина тихо вышла, и Ломакс прошел за ним на террасу. Отсюда открывался захватывающий дух вид. Солнце, словно громадный оранжевый шар, спускалось, готовясь встретиться с морем. В горячем мареве вдалеке слабо просматривались горы Кипра.Ломакс оперся на бетонные перила и посмотрел вниз на небольшой залив среди скал в пару сотен футов ширины. С этой высоты он мог различать разные оттенки синего и зеленого цвета воды из-за разных глубин моря. Тридцатифутовый морской катер стоял возле каменного причала, который выдавался от белого, как кость, пляжа.Ван Хорн сел в парусиновое кресло у стола, на котором были поднос с ледяной водой и несколькими бутылками и портативная пишущая машинка.Ломакс подобрал несколько листков бумаги, которые сдуло ветром, и положил их снова на стол.– Кажется, я уже давно не читал ничего нового из ваших произведений.– Мой дорогой друг, я уже давно сказал все, что хотел сказать.Ван Хорн налил джина в два стакана и продолжал:– Знаете, немцы дали нам понять, что вы погибли. Что лодка, на которой вас послали на Крит, так никогда туда и не пришла. Что же все-таки случилось?Ломакс тоже сел и вынул сигарету.– Мы встретили греческую рыбачью лодку там, где ей не полагалось быть, и командир военного катера решил ее осмотреть. Но к его несчастью, это оказался волк в овечьей шкуре. Лодка специальной морской службы, которая шла забрать нас с Кироса после выполнения задания.– Так, значит, катер был потоплен? А что произошло после этого?– Командир нашей лодки как можно быстрее доставил меня в Александрию. Мои ноги были в таком плачевном состоянии, что они отправили меня в Англию для специального лечения. И я не занимался активными действиями вплоть до начала 1945 года. В то время события в Европе стали разворачиваться очень быстро, и они посчитали, что лучше использовать меня в Германии.– В самом деле, почему нет? – воскликнул Ван Хорн. – Ведь Эгейское море никогда не было ничем более, как местом для отвлекающего удара. Они даже не удосужились вторгнуться на Крит. Когда пришел конец войне, на Киросе немцы просто-напросто капитулировали, как и на других островах.– Но планировавшееся вторжение на Крит оправдывает операцию на Киросе, – возразил Ломакс. – Может быть, вы считаете, что вся эта акция была просто потерей времени?Ван Хорн выглядел слегка удивленным:– А разве я когда-нибудь утверждал что-то другое? Все это выглядело очень романтичным здесь, на Эгеях, с вашими ночными высадками и легализированным разбоем, но не будем делать вид, будто считаем, что вся эта затея имела хотя бы малейшее влияние на ход войны.Слепая, беспричинная злость вспыхнула в Ломаксе.– Жаль, что Джой Бойд и пара других ребят, которых я мог бы назвать, не слышат вас сейчас.– А я тоже могу назвать вам несколько имен, – холодно возразил Ван Хорн. – Старая Мария, жена Алексиаса и многие другие. Невинные случайные свидетели, которые едва ли знали, что происходило. Фончи – это просто ужасно, но что вы скажете о женщинах и таких молодых девушках, как Катина, которых послали в солдатские бордели в Грецию? Вот они – настоящие жертвы.Он продолжал что-то говорить, но Ломакс уже не слышал его. Он закрыл глаза и погрузился в темный вакуум тишины. Его страдания были почти физическими, в горле застрял ком, который был готов задушить его, и он оперся на перила, словно тяжелобольной человек. Он глядел вниз, в пустоту, и, постепенно обретая слух, увидел около себя Ван Хорна, протягивавшего ему стакан.Когда содержимое этого стакана обожгло желудок Ломакса, Ван Хорн примиряюще произнес:– Очень сожалею, я думал, вы знаете.– Это единственное, о чем она умолчала, – прошептал Ломакс.Ван Хорн дружески положил руку ему на плечо и снова сел, Ломакс закурил, продолжая невидящим взором смотреть в пустоту.Немного погодя он проговорил:– Катина сказала, что вы – единственный человек, кто верит, что я не предавал вас Штайнеру.Ван Хорн налил себе еще стакан.– Это верно.– Могу я узнать, почему?Ван Хорн пожал плечами.– Скажем так, это не совпадает с вашим образом.– И вы считаете, что это – достаточная причина?– Помните, я профессиональный писатель. Мое дело – знать людей.Ломакс тоже сел за стол.– Расскажите, что произошло, когда они вас арестовали.– Слишком официальный молодой офицер приехал и обыскал весь дом, не давая мне никаких объяснений. Вот тогда и разбили амфору. А потом они отвезли меня в штаб к Штайнеру. Он сказал, что у него есть информация о том, что я представлял убежище вам и Бойду. Естественно, я ответил ему, что не понимаю, о чем он говорит.– А когда возникло первое предположение о том, что это я передал немцам информацию?– Впервые я услышал об этом месяц спустя от одного из охранников в городской тюрьме.– Значит, они не отправили вас на Фончи сразу же?– Меня держали здесь три месяца и только потом перевели туда. Большинство из наших были уже там.– Включая Алексиаса?– Нет, он никогда не был в концлагере Фончи. Они сразу послали его в тюрьму гестапо в Афинах. Думаю, они полагали, что со временем смогут выжать из него все, что им надо. Они знали, что он работал на национально-освободительный фронт на Крите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40