Тараскуз жестом приказал слугам повиноваться и стал
наблюдать, как они потеют, перенося тяжелое бессознательное тело.
Ксалтотун аккуратно прикрыл Конана шелковым плащом, спрятав от
лишних посторонних глаз, и взял в руки вожжи.
- Я еду в Бельверус, - сообщил он. - Передай Амальрику, - моя
помощь ему больше не понадобится. Теперь, когда король Акулонии
пленен, а его армия разбита, он может полагаться на свои
собственные силы - мечи и копья. Этого хватит, чтобы довершить
начатое. Просперо, не успевший привести на помощь нашему
противнику свои десять тысяч воинов, услышав об исходе битвы, уже
со всех ног отступает к Тарантии.
...Да! Запомни еще одно: Амальрику, Валериусу, да и вообще
никому другому о нашем пленнике ничего не рассказывай. Пускай все
считают, что он действительно погиб под обвалом.
Глаза говорившего переместились на стоявшего неподалеку
гвардейца. Наступила неловкая тишина, и тот начал беспокойно
ерзать под тяжелым гипнотическим взглядом.
- Что это у тебя на брюхе? - неожиданно и резко спросил его
Ксалтотун.
- Что?.. А! Это, с вашего позволения, мой пояс... - пробормотал
совершенно сбитый с толку воин.
- Лжешь! - торжествующий смех был безжалостен, как лезвие ножа. -
Это же ядовитая змея! Что ты за глупец, если подпоясываешься
ядовитой гадиной!
Гвардеец ошалело опустил широко раскрытые глаза вниз, и
вдруг ему показалось, что пряжка его ремня начинает подниматься к
его лицу... Но это уже была не пряжка, а голова змеи! Немигающий
злобный взор и истекающие ядом зубы! Раздалось тихое шипение, и
он почувствовал холодное прикосновение чешуйчатой кожи...
Испуганно вскрикнув, воин ударил змею голой ладонью, с
ужасом осознав, что ядовитые зубы погрузились в его руку,
пошатнулся и упал, как колода.
Тараскуз обеспокоено взглянул на распростертое у его ног
тело - он увидел лишь пояс с пряжкой, двойной зубец которой
глубоко впился в ладонь трупа.
А Ксалототун теперь смотрел на королевского оруженосца, к
этому моменту уже успевшего задрожать и побледнеть, как мел. Но
Траскуз вовремя вступился:
- Не надо! Ему можно доверять!
- Ну ладно. Только смотри, чтобы все, что здесь произошло,
осталось тайной! Когда я вам понадоблюсь, пусть ученик Орастеса -
Альтаро позовет меня, как я ему объяснил. Я буду в Бельверусе, в
твоем дворце. - С этими словами он помахал рукой и дернул вожжи.
Тараскуз поднял руку в ответном прощальном жесте, и, когда
повозка немного отъехала, лицо его неожиданно исказила гримаса
неописуемого удивления, страха и неприязни.
- Почему ты пощадил этого варвара?.. - прошептал пораженный
оруженосец, не в состоянии оторвать взгляда от удаляющейся фигуры
чернокнижника.
- Я сам удивляюсь... - пробормотал в ответ не менее растерянный
король Немедии.
Глухое эхо заканчивающейся битвы затихало где-то вдали, как и
стук окованных железом колес покидающей их повозки. Заходящее
солнце багряным сиянием освещало неподвижные скалы, и уже почти
неразличимая упряжка скоро окончательно скрылась в огромных
пурпурных тенях, встающих на востоке...

"ИЗ КАКОГО ЖЕ ТЫ ВЫПОЛЗ ПЕКЛА ?"

О своей долгой поездке в повозке Ксалтотуна Конан ничего не
помнил. Он лежал, словно мертвый, в то время как колеса стучали
то по булыжникам горных дорог, то мягко шелестели по высоким
травам зеленых долин, и, когда они спустились с нагорий вниз, по
широкой белой дороге, что вилась меж богатых полей до самых стен
столицы Немедии.
Сознание начало возвращаться к нему лишь под рассвет. Он
услышал человеческие голоса и скрип тяжелых петель, рассмотрев
сквозь щель в укрывавшем его плаще бородатые лица стражников и
смутно видневшиеся в неясном свете какие-то высокие сводчатые
ворота. Мечущийся огонь факелов, дробясь, отражался в
полированных шлемах и наконечниках копий окруживших повозку
гвардейцев.
- Простите, уважаемый, вы нам не скажете, как закончилось
сражение? - произнес по-немедийски чей-то любопытный голос.
- Достаточно успешно, - последовал лаконичный ответ. - Король
Акулонии убит, а его армия разбита.
Раздался хор обрадованных голосов, утонувший в грохоте
повозки по каменным плитам. Ксалтотун щелкнул бичом, из-под колес
брызнули искры, и упряжка покатилась прочь от ворот. Но Конан
успел услышать, как один из стражников удивленно пробормотал:
- От самой границы до Бельверуса всего от захода до восхода
солнца! И кони не загнаны! Господи, да он просто...
Потом вновь наступила тишина, прерываемая лишь стуком копыт
и колес по брусчатке темной улицы.
Услышанное запало Конану в память, но в данный момент эти
слова для него ничего не значили. Он все еще оставался бездушным
автоматом, способным видеть и слышать, но не способным что-либо
понять. В голове его медленно кружились неясные мысли и образы, и
вскоре он снова впал в глубокий транс, так и не сумев зацепиться
за крошечные обрывки непослушных мыслей. Он не слышал, как кони
остановились в глубоком, словно колодец, дворике, и не
почувствовал, что тело его несут чьи-то сильные руки. Гулкие,
ведущие вверх каменные ступени, темные коридоры, шепот, тени,
тихие шаги - все проплывало мимо его сознания, далекое и ничего
не значащее.
Окончательное пробуждение было резким и быстрым. Он
мгновенно вспомнил все события битвы, ее окончание и осознал, где
находится. Конан лежал на застеленном шелковым покрывалом
топчане, скованный по рукам и ногам прочными цепями, и порвать их
не было никакой возможности. Комната, где он пришел в себя, была
оформлена в страшноватом мрачном духе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77