Не раз пытался он выяснить, насколько расположены к нему власти, а недавно, выждав несколько дней после смуты, даже решился на отчаянный шаг: попросил документы станционера и разрешение переселиться из "К". Попросил, зная, что об этом может пронюхать Коледи, — и получил отказ. Великий, могущественный совет не стал даже слушать его, своего члена. Только Анджело Константин снизошел до беседы с Василием, даже разыграл настоящий спектакль, упрашивая его не покидать избирателей. «Вы, — сказал ему Анджело, — слишком ценны для нас на своем посту». Больше Василий не заводил речи о переводе, боясь огласки, равносильной смертному приговору.
Когда-то он был добрым и смелым человеком — во всяком случае считал себя таковым. Но это было до бегства. До Пелла. До расставания с Джен и Роми. Дважды он оказывался среди взбесившейся толпы, один раз его избили до бесчувствия. Его пытался прикончить Реддинг. Найдутся и другие — в этом Василий не сомневался. Он чувствовал себя усталым и больным, средства омоложения не помогали — в лучшем случае, подозревал Василий, они некачественны, а в худшем — ядовиты. Он часто рассматривал себя в зеркале: новые морщины на лице, запавшие глаза; почти невозможно узнать того бодрого, цветущего мужчину, каким он был год назад. Он панически боялся захворать всерьез, прекрасно зная, что врачебный уход в "К" — фикция, что все медикаменты, попадающие к беженцам, — краденые, а может, поддельные, что он, Василий, полностью зависит от великодушия Коледи, который поставляет «своему боссу» не только лекарства, но и вино, и сносную пищу. Василий уже не вспоминал о родине, не оплакивал семью, не думал о будущем. Он жил сегодняшним днем, таким же страшным, как и вчерашний. У него осталось лишь одно желание: чтобы завтрашний день не оказался еще хуже.
Снова он попробовал добиться чего-нибудь от кома, и на этот раз даже не загорелась красная лампочка. Ремонтники не поспевали за вандалами, почти регулярно громящими карантинную технику. Станционные рабочие появятся в "К" лишь через несколько дней и снова починят не все. Он в кошмарных снах видел, как какой-нибудь маньяк, не желая уходить на тот свет в одиночку, громит жизненно важный агрегат и выпускает воздух из всей секции.
Да, такое может случиться.
В критической ситуации.
Или в любой момент.
Все быстрее и быстрее шагал он по комнате, прижимая ладони к животу, который уже давно отзывался резью на любое волнение. Боль нарастала, заставляя забыть другие страхи.
Наконец Василий собрался с духом и надел пиджак. В отличие от большинства беженцев он ходил без оружия — его регулярно сканировали на пропускном пункте. Сдерживая подступающую тошноту, он прижал ладонь к плате электронного замка и заставил себя шагнуть в сумрачный коридор со стенами, размалеванными непристойными надписями. Он запер за собой дверь. Его еще не грабили, но, несмотря на протекцию Коледи, он ожидал этого: в "К" грабили всех без разбору. Безопаснее быть нищим — Василий же считался богачом. Если его не трогали до сих пор, то лишь потому, что в глазах толпы он — человек Коледи. Но стоит ей узнать о его обращении к властям, и он покойник.
По коридору… теперь — мимо охранников, парней Коледи. В док. Он пробирался сквозь толпу, воняющую потом, несвежим бельем и антисептиком. Люди узнавали его, хватали грязными руками, умоляли рассказать, что происходит на станции.
— Не знаю, — отвечал Василий. — Еще не знаю. У меня не работает ком. Я иду выяснить. Да, сэр, спрошу. Обязательно спрошу.
Он повторял эти слова вновь и вновь, вырываясь из одной пары цепких рук и тотчас попадая в другую, видя в глазах у некоторых наркотическое безумие. Бежать он не мог. Бегство депутата вызовет панику, и тогда его растерзают и растопчут. Спокойно, впереди — секционные ворота, сулящие безопасность, надежную защиту от бандитов, от избирателей. Ворота, за которые никого не выпустят без драгоценного пропуска.
«Это Мациан! — летел слух по карантинному доку. — Он готовит эвакуацию. Заберет с собой всю верхушку, а нас бросит!»
— Депутат Крессич! — Чья-то сильная рука ухватила Василия сзади за предплечье и грубым рывком заставила развернуться. Сакс Чемберс из шайки Коледи. Боль в предплечье пробудила ощущение смертельной опасности. — Куда путь держите?
— На ту сторону, — прохрипел Василий. «Прознали!» — молнией сверкнуло в мозгу. — Чрезвычайное заседание совета. Сообщите Коледи. Мне надо быть там. Иначе как мы узнаем, что решит совет насчет нас?
Несколько секунд Сакс молчал и даже не шевелился. В умении запугивать ему не было равных. Он просто смотрел — достаточно долго, чтобы Крессич успел сообразить: у Сакса есть и другие навыки. Затем Чемберс разжал пальцы, и Василий отшатнулся.
Не бежать! Ни в коем случае не бежать! И не оглядываться. Не показывать своего ужаса. Пока он в "К", надо сохранять видимость спокойствия… хотя боль в животе почти невыносима.
У ворот — толпа. Василий вклинился в нее, велел разойтись, освободить проход. Толпа угрюмо раздвинулась, и Василий поспешил вставить карточку в паз, войти в проход и закрыть ворота, прежде чем кто-нибудь решился последовать за ним.
Василий задержался на несколько мгновений в узком туннеле, перед лестницей, ведущей наверх. Яркое сияние ламп, запах, проникший из карантина… Рядом — ни души. Дрожа, Крессич прислонился к стене, его желудок судорожно сжимался.
Наконец он поднялся по лестнице и нажал кнопку, призывая охранников с той стороны границы.
Эта кнопка действовала. Охранники открыли ворота, взяли у него карточку, зарегистрировали выход Крессича из карантина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164