— Она здорова… как и ты.— Это совсем не здоровье, — хрипло пробормотал Ньюн, кривя губы; но Дункан говорил правду; Мелеин была здорова, и он даже не мечтал об этом. Он не мог закрыть глаза, чтобы не выдать слез, которых стыдился. Пристально глядя на Дункана, Ньюн легонько поглаживал теплый бархатный мех дуса, лежащего между ними.— Ты свободен, — осторожно, словно разговаривая с маленьким ребенком, объяснил Дункан, отчетливо выговаривая слова. — Вы оба — ты и она. Мы на корабле, улетающем с Кесрит, и кроме вас на борту только я. Я сделал это, потому что верю тебе. Поверь мне, пожалуйста, хотя бы на время.Это невероятное, безумное известие тем не менее было правдой: глаза Дункана не лгали. Озадаченный Ньюн принял новость как факт и сразу начал думать о кораблях сопровождения, которые наверняка летели рядом, и мириадах иных предательств, по-прежнему не веря в то, что земляне так легко выпустили их на свободу… Но здесь был Дункан.Здесь был Дункан, их единственная надежда, единственный из врагов — землян и регулов — кто понимал и уважал Ньюна, чье сердце было благородным — кел'ен народа землян.Согнув руки, чтобы попробовать свою силу, Ньюн обнаружил, что так долго охватывавшее его разум оцепенение, которое наполняло слабостью руки и ноги, отступило. Он подумал, что это могли быть наркотики; но сейчас они выпустили его чувства из своих объятий, возвращая им прежнюю ясность. Дункан снова дал ему воды, и Ньюн пил; и еще отвратительного бульона, и Ньюн выпил и его, и стиснул зубы, чтобы желудок не отторгнул пищу.Госпожа была жива: его родная сестра Мелеин, Мать Народа. Его долг — служить ей. Он был кел'еном, воином, и болезнь, и раны, и наркотики отбирали у него его силу, и его быстроту, и его мастерство — все, чем он владел ради единственной цели в своей жизни — служить госпоже.Ньюн не позволял себе думать о том, что стало с ним — лишь о необходимости встать на ноги, о том, чтобы, собравшись с силами, идти и предстать перед госпожой, где бы она ни была.А пока он вытерпит все, что угодно.В темном проеме двери показался Дункан, неся в руках ворох черной одежды, которую он положил на стол у кровати.— Твои одежды, — сказал Дункан. — Если позволишь, я помогу тебе.И Дункан действительно помог ему, осторожно, мягко, не позволяя ему упасть, хотя голова Ньюна кружилась, а серая пелена застилала глаза. Потом, облачив его в привычную мантию кел'ена, он усадил Ньюна поудобнее, подложив ему под спину подушки.Дункан сидел рядом, терпеливо ожидая, пока дыхание Ньюна выровняется.— Госпоже лучше, — произнес он. — Она поела, потребовала свои одежды и велела мне выйти. Я подчинился.Рука Ньюна скользнула под одеяние и нащупала пересекавший ребра шрам. Он понял, что должен был умереть. И Мелеин — тоже.— Медицина ци'мри, — презрительно сказал он. Голос его дрожал от ярости, и все же Ньюн знал, что только благодаря этой запретной для них науке им удалось выжить; и он, даже чувствуя свою вину, не желал умирать. Ему было двадцать шесть; он думал, что не доживет до этого возраста, как и большинство кел'ейнов, но большинство кел'ейнов к этому времени уже удостоились немалых почестей. Ньюн не удостоился ничего, что позволило бы ему шагнуть во Мрак с гордо поднятой головой. Все, чего ему удалось достичь с таким трудом, он потерял, попав в плен, позволив захватить госпожу. Он должен был умереть.Но не здесь, не так.— Это не твоя вина, — сказал Дункан.— Я уже слишком долго живу, — ответил ему Ньюн, и это было правдой: он и Мелеин пережили свою расу, пережили Народ; и невыносимая горечь наполняла его. Но теперь, когда он вновь обрел госпожу, Ньюн не знал, каков должен быть его выбор и что предложит ему делать Мелеин. Он с сожалением посмотрел на Дункана. Ньюн видел, что глаза землянина закрываются от усталости, тот едва держится на ногах, словно почти не спал. Казалось, его что-то смущает.— Регулы захватили бы тебя, — хриплым голосом сказал Дункан. — Я мог забрать тебя с собой, и я сделал это. Госпожа не возражала. Она знала, что я делаю.Ньюн не поверил своим ушам. Мгновение он, Ньюн, пристально смотрел на Дункана, и в конце концов, отбросив свою гордость, стал задавать вопросы, как будто тот был братом-келом.— Где мое оружие?— Все здесь, — сказал Дункан. — Я сейчас принесу твое оружие, если ты настаиваешь. Ведь ты спал, ты был болен, и я думал, что ты вряд ли знаешь, где находишься, и вряд ли сразу поймешь, что происходит. Мне бы ужасно не хотелось, чтобы меня прострелили из-за непонимания.Что ж, по крайней мере это звучало разумно. Ньюн осторожно вздохнул, напоминая себе, что этому землянину, в отличие от других ци'мри, с которыми приходилось общаться Народу, можно верить.— Я больше не болен, — произнес он.— Ты хочешь, чтобы я пошел и принес твое оружие?Ньюн обдумывал ответ, пристально разглядывая обнаженное лицо Дункана. Ему бросили вызов… нет, Дункан говорил искренне, хотя его ответ можно было понять и как оскорбление.— Нет, — проговорил Ньюн, заставляя себя расслабиться. — Ты много ходил; принеси его в следующий раз, когда придешь.— Мне бы хотелось вначале убедиться, что ты действительно здоров, — сказал Дункан. — Тогда я все принесу.Ньюн отвел взгляд, пряча свое недовольство: его лицо было открыто, ощущая беспомощность своих потерявших силу рук и ног, он лежал спокойно, вынужденный смириться с ситуацией. Почувствовав его страдание, дус зашевелился. Ньюн протянул руку и успокоил зверя.— Я принес еду, — проговорил Дункан. — Я хочу, чтобы ты поел.— Да, — согласился Ньюн. Дункан вышел в коридор, где он оставил принесенную им еду. Ньюн приподнялся на подушках, используя свое одиночество, чтобы успокоиться и собраться с силами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92