– Мы тут другарям здорово подмогли, теперь вот отдыхаем, да сколько ж можно, отдыхать-то? Тем более что у сербов дела совсем табак.
Андрей с такой силой нажал на тормоз, что машина едва не перекувырнулась через капот, а Казак не вылетел на дорогу только потому, что уже давно держался за металлические дуги, установленные на месте снятой крыши. Может, огромные колеса и прибавили «козлику» проходимости, но плавности движения от него теперь ждать не приходилось и свое прозвище поездки машина оправдала сполна.
– Секундочку, – сказал Андрей, выпрыгнув на землю, и скрылся среди одинаковых брезентовых палаток. Казак же получил возможность немного осмотреться.
Вокруг текла обычная жизнь полевого лагеря, но около самих палаток людей было немного, зато технику солдаты прямо-таки облепили. От лагеря уходили разбитые гусеницами дороги, виднелось несколько воронок, и чуть подальше, блестя на солнце алюминием, валялось несколько «чемоданов» – контейнеров для кассетных бомб.
«Так-так, – подумал Казак. – Похоже, что „Тунгуска“ не зря тут стоит!» – и принялся рассматривать лагерь. На дверях палаток были выписаны цифры, а к матерчатым стенам скотчем приклеены плакаты. Набор плакатов показался летчику странным – тут были и «Родина-мать зовет», и «Николай II – последний русский святой», и фигура могучего арийца в черной рубашке с мечом в руках и стилизованной свастикой на нагрудном кармане.
– Что, нравится? – Казак и не заметил, как вновь подошел Андрей и вместе с ним – средних лет офицер в казачьей форме и с целым набором орденов. Казак присмотрелся к ним и нахмурился: некоторые из этих наград были явно самодельными, и по крайней мере один крест вообще не имел никаких исторических прототипов. К тому же сочетание формы и погон этого человека было совершенно произвольным – уж кто-кто, а Казак в этом разбирался. Однако теперь он решил оставить свои догадки при себе: в чужой монастырь со своим уставом не ходят, а кроме того, этот «недоесаул», как окрестил его сразу про себя летчик, был ничем не хуже тех, оставшихся дома опереточных казаков, заседающих в Государственной Думе и не стесняющихся выступать по телевидению.
Офицер широким жестом пригласил Казака следовать за ним, и они прошли почти через весь лагерь к самому дальнему шатру, стоявшему рядом с вертолетами. Под полотняной крышей оказался стол, на столе стояла большая алюминиевая кастрюля, как потом оказалось, с квашеной капустой и три двухлитровые пластиковые бутыли с прозрачным содержимым и разноцветными этикетками – наверняка все та же «массандра». Вслед за ними вошло еще несколько человек, кто в столь же нелепой казачьей форме, а кто в камуфляже и без знаков различия, но все как на подбор – высокие и широкоплечие. Стало шумно, но голос другаря Андрея по-прежнему перекрывал все остальные разговоры.
– Вот и взводные собрались, орлы наши! Давай, Димон, садись, выпьем и закусим! – громогласно предложил Андрей. – Литра по два, конечно, закатим, но как свиньи нажираться сегодня не будем, ха-ха-ха! Господин штабс-хорунжий не даст.
«О Господи…» – вздохнул про себя Казак, услышав этот чин.
– Ну-ка, вздрогнули…
До сих пор Казаку удавалось говорить очень мало, но теперь у него в руке оказался стакан с разведенной жидкостью, от которой несло какой-то химией. Он вздохнул и сказал то, что показалось ему наиболее подходящим к случаю:
– За славу российского оружия!
Над столом вдруг повисло неловкое молчание, и в этом молчании «недоесаул» внушительно подправил:
– Русского оружия! – и тотчас стаканы с «массандрой» синхронно взлетели вверх, и их содержимое исчезло в глотках собравшихся. Почти сразу же прошло еще несколько тостов – за гостя, за всех присутствующих, за тех, кто в окопах, за великое дело, и Казак почувствовал, что хотя до обещанных двух литров еще не дошло, но сам он уже вполне хорош. Компания, впрочем, тоже заметно потеплела, и сидевший рядом с ним Андрей сбивчиво объяснял, почему так нехорошо получилось с первым тостом.
– Ты ж пойми, Димон, Русь и Россия разные вещи. Русь, она наша, русская, всегда такой была и будет, а в России кого только нет. Фамилии-то, бывает, не выговоришь! Русских совсем затерли. Пора с этим разобраться.
Он налил себе еще полстакана, залпом выпил и задышал прямо в лицо Казаку:
– Думаешь, мы здесь просто так воюем? Не-е-е, не просто так. Наши ребята – все как на подбор, крови не боятся, через огонь прошли и еще пройдут. Это тебе не хлюпики с дискотек, которым затылки бреют и ставят в строй. У них только полы в казармах мыть хорошо получается, да и то пинать надо. А наши ребята – профессионалы, каждый десяти твоих «российцев» стоит. Наведем здесь порядок. Да и на Руси у нас хорошо бы зажить как при великом князе Владимире, без всяких там президентов и парламентов. А что? У каждого князя своя дружина! Чуть что не так – к ногтю. Не хочешь жить по-нашему – не живи вовсе. А уж инородцев-то наладим восвояси за милую душу. Из меня, между прочим, хороший князь получится! Пить будешь? А чего так? Ну смотри. На Руси без этого, известное дело, не веселье. Ты сам-то как, русский человек? По роже видно, наш! И раз в этих драных краях оказался, тоже, значит, наш. Ты, Димон, молодец. За деньгами приехал или как?
– Да уж скорее «или как», – заплетающимся языком признался Казак и чуть было не пустился в подробные рассказы о том, кто он и что он, но вдруг перед его уже порядком помутневшим взором встали два лица: небритый, невыспавшийся Тамашаивич и Елена, смотрящая ему вслед в почти игрушечном вагоне узкоколейного поезда. И он понял, что если сейчас нарушит свой обет молчания – пусть даже этот мечтающий о своем удельном княжестве парень сохранит тайну – все равно это будет равносильно предательству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148