– Что ты на меня-то кричишь? Сказал – не знаю.
– Давно?
– Не шибко давно.
Разделились на три группы, кинулись по разным дорогам.
Группа, с которой был Кузьма, поехала по дороге, которой только что приехали, с тем чтобы потом свернуть к парому через Бакланы там начинались согры, чернолесье.
За деревней встретили еще человек пятнадцать, ехавших с покоса. Соединились.
Объездили километров двадцать в округе – банда как в землю ушла. Даже следов не оставила.
Вернулись под вечер. Приехали другие группы. Бандиты ушли.
Разошлись по домам посмотреть, что они натворили. Взято было немного: кое-что из одежды, сапоги, ремни… Зато порох подмели вчистую в каждом доме.
Кузьма заехал к Сергею Федорычу. Тот стоял в завозне и чуть не плакал.
– Топор взяли, паразиты! Ведь все равно иззубрят об камни. А он мастеровой.
Кузьма устало присел на верстак.
В завозне было прохладно, пахло стружкой и махрой. По стенам на деревянных спицах висели пилы, пилки, ножовки, обручи… В углу свалены неошиненные колеса.
– Ах, варнаки проклятые! – ругался Сергей Федорыч, сокрушенно качая головой. – Что я теперь без топора буду делать?
Кузьма встал:
– Спросят – скажи, я в район поехал. Скоро вернусь.
– Ты зачем туда?
Кузьма, не отвечая, вышел из завозни, сел на коня и выехал со двора.

– 33 -

Вернулся Кузьма через два дня.
Не заезжая домой, проехал прямо в сельсовет.
Его встретил на крыльце сияющий Елизар.
– У нас гость! – возвестил он, непонятно улыбаясь.
Кузьма почувствовал почему-то неприятный холодок под сердцем.
– Какой гость?
– Гринька Малюгин.
– Что ты говоришь!
Кузьма спрыгнул с лошади, прошел в сельсовет: подумал, что Гринька пришел сам.
– А где он?
– В кладовке.
– Его поймали, что ли?
– Ага. Федя Байкалов вчера привел. Накостылял ему, видно, по дороге. Едва приволок.
Гринька лежал в кладовой на лавке, закинув ноги на стенку. Харкал в низкий потолок, стараясь попасть в муху. Плевки ложились рядом с мухой. Муха почему-то упрямо не улетала, только переползала с места на место.
На стук двери Гринька повернул голову, широко улыбнулся старому знакомому.
– А-а! Здорово живешь!
– Здорово, – весело сказал Кузьма. – Со свиданьицем! Очень рад.
– Спасибо! – откликнулся Гринька, не снимая ног со стенки. – Опять меня поведешь?
– Нет, теперь по-другому будет. Как же ты попался?
– Бывает, – сказал Гринька и опять харкнул в потолок. – Бывает, что и петух несется.
– Федор тебя поймал, говорят?
– Этому человеку можешь от меня передать, – Гринька снял со стены ноги, сел на скамейке, – я у него в долгу.
– Какие вы грозные все! «В долгу-у»… Плевал он на таких страшных!
Гринька нахмурился, зловеще сломил левую бровь, но сам не выдержал этой гримасы, улыбнулся.
– Глянешься ты мне, парень, – сказал он. – По-моему, ты не дурак. Тебя как зовут?
– Отдыхай пока. Потом поговорим. Невеселые тебя дела ждут, могу заранее сказать.
Гринька вопросительно и серьезно глянул на Кузьму, но тотчас овладел собой.
– У меня, паря, всю жизнь невеселые дела. Так что не пужай, – лег и опять закинул ноги на стенку.
– Ну, такого у тебя еще не было, – сказал Кузьма, вышел и запер кладовку.
Елизар что-то писал, склонив голову на левое плечо и сильно наморщив лоб.
– Гриньку беречь, как свой глаз, – сказал Кузьма. Бросил на лавку красноармейскую шинель и шлем. – Да, и вот еще что: я теперь буду секретарем сельсовета.
Елизар поднял голову, долго смотрел на Кузьму.
– Понятно. Что секретарем. Я думал, ты оттуда председателем приедешь. Что-то меня долго не снимают.
– Снимут, – добросердечно пообещал Кузьма. – Сами бакланцы снимут, – и вышел на улицу.
Федя был дома. У него расхворалась жена, и он старался не отлучаться.
– Как же ты поймал его? – спросил Кузьма, когда поздоровались и присели к столу.
– А он сам в руки шел. У нас телок вчера пропал, я пошел вечером поискать за деревней. Смотрю – Гринька идет. Ну… мы пошли вместе.
Кузьма улыбнулся, хотел передать Гринькину угрозу, но подумал и не стал: Хавронья слышала их разговор, могла перепугаться.
– Я теперь секретарь сельсовета, – сказал Кузьма.
Федя с уважением посмотрел на него.
– Теперь, я думаю, Гринька знает про них – в одних местах были.
– И Гриньку тряхнем. За всех возьмемся, – Кузьма был настроен воинственно.
– Давно еще сказывал мне один человек, – заговорила слабым голосом Хавронья, – что есть, говорит, дураки в полоску, есть – в клеточку, а есть сплошь. Погляжу я на вас: вот вы сплошь. Какое ваше телячье дело до той банды? Они сроду по тайге ходют… испокон веку. И будут ходить.
– Лежи поправляйся, – добродушно сказал Федя.
– Тебе, дураку, один раз попало – неймется? Он вот узнает, Макарка-то, про ваши разговорчики! Нашли, с кем связываться… с головорезом отпетым.
Федя и Кузьма молчали. Кузьма незаметно подмигнул Феде, они вышли на улицу.
– Я вот чего пришел: Любавины с покоса приехали?
– Приехали.
– Возьми Яшу, и подождите меня здесь. Я домой заскочу на минуту. Потом пойдем арестуем старика Любавина.
Федя задумался.
– Зачем это?
– У меня, понимаешь, такая мысль: банда где-то недалеко, так? Узнает Макар, что отца взяли, и захочет освободить или отомстить. Он мстительный. А мы его встретим здесь. А? Что с ним, со стариком, сделается? Посидит. Отдохнет.
– Можно, – согласился Федя.
– Я быстро схожу.
Любавины только пришли из бани.
Емельян Спиридоныч распарил старые кости, лежал на кровати в исподнем белье, красный. Кондрат ходил по горнице и тихонько мычал: ломило зубы. На покосе в самую жару напился ключевой воды и простудил их.
Михайловна собирала ужинать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166