Никакой мистики
- закатился месяц, а звезды что? пыль, дребезги. Горел бы ка-
кой никакой фонарь, но нет, затлеет разве вишнево огонек вда-
ли, знать, караульщик цигаркой затянулся, а спустя вечность
долетает: кхе, кхе! Крепкая махорка, за версту слышна, зело
вонюча.
Петров крался тихо, осторожно. Не хватает счастья ногу
подвернуть либо в канаву свалиться. Жмурки - хорошая игра, но
не до смерти же, судырь ты мой!
Окошки правления, что сигнал потерпевшему кораблекруше-
ние: два желтых и один зеленоватый, ЖЗ - 1.4х. Наверное, аба-
жур на лампе.
Часовой продолжал хороводиться. Охрана по периметру из
одного человека, нахождение часового в нужном месте описыва-
ется головоломным уравнением Шредингера. Там еще буковка
смешная есть, но какая - забыл напрочь. Иначе стал бы ночью
по деревне бирюком шастать, жди! Все медведи спят, один я не
сплю, все хожу, ищу... Верни, мужик, мою отрезанную лапу!
Петров скользнул в приоткрытую дверь. Висевшая на крюке
"летучая мышь" экономно прикрученным фитилем едва освещала
спавшего за столом дежурного - по крайней мере, на красной
повязке, косо сидевшей на правой руке, виднелись белые буквы
"журн". Журналист, разве?
Миновав соню, Петров толкнул дверь в кабинет. Обивка -
дерматин, войлок выбивался из прорех. Два стола, составленные
"твердо", а в кресле, в углу - широком, кожаном с валиками по
бокам, - спал хозяин. И форма поновее, и лицо сытое, гладкое.
Первое сытое лицо после Глушиц.
- Эй, землячок, просыпайся! - Петров похлопал спавшего
по плечу. - Просыпайся, мил человек!
- А? Что? - гладкий встрепенулся, открыл глаза и вско-
чил, вытягиваясь. - Мы вас только поутру ждали. Как долетели,
нормально?
- Я не летел. Пешком пришел.
- Как - пешком? - капельки гноя скопились в уголках
глаз, но - субординация, руки по швам.
- Ножками. Топ-топ, - Петров пальцами изобразил шагающе-
го человечка. - Нет ничего лучше пеших походов. Знакомишься с
родным краем подошвами, подробности открываются поразитель-
ные!
- Вы не... не... - гладкий напрягся, порываясь подняться
над полом, будто поддетый сверлом бормашины за чувствительный
зуб.
- Я не, я человек смирный, - Петров отодвинул стул от
стола, поставил напротив кресла.- Пистолет в кобуре так, для
фасона. Посидим, покалякаем, скучно одному ночь коротать, а
за разговорами, глядишь, и утро скорее наступит. Да ты са-
дись, садись. Гостей ждем?
Кресло и не скрипнуло - гладкий опускался осторожно, как
на ежа.
- Что урожай, богатый? Хватит на всех?
- А-га...
- Приятно. Надоели, понимаешь, талоны свинячьи, а валюты
нет. До слез, бывает, доходит - кушать хочется отчаянно, а -
не укупишь. Авось, с урожаем полегче станет. Так кого ждем,
мил человек?
- У... Уполномоченного.
- На вертолете, небось, прилетит? Лимузины сюда не прое-
дут. Как думаешь, меня захватят?
- Нне... Не знаю...
- Не возьмут. Спесьевата новая власть. Старая хоть для
вида снизойти могла, а эти... Послушай, а ты что здесь дела-
ешь ночью-то?
- Положено, - глаза гладкого смотрели мимо Петрова.
- Дисциплина? Уважаю. Кроме сони в коридоре, есть еще
тут кто?
- Есть, - голос усталый, ни торжества, ни злорадства.
Петров оглянулся. В дверях Нина Ивановна, скромная сель-
ская учительница. В ее руке пистолет "ТТ" смотрелся непомерно
большим, тяжелым.
- Вас-то, Нина Ивановна, каким ветром сюда занесло?
- Все в правлении дежурят, по графику, чем я лучше?
- Да, действительно. Позвольте стул предложить, право,
неудобно - два мужика сидят, а дама...
- Не подходите, - зрачок пистолета смотрел прямо в лицо.
Школьный кошмар - педагогическая хунта захватила власть.
- Странные вы какие-то. Пришел человек, пусть и незнако-
мый, а вы - облавы устраиваете, шпионом обзываете.
- Военное время, - пожала плечами учительница. - Разбе-
рутся. Не виноват - выпустят.
- Военное время? О чем это вы?
- Как - о чем? - озадаченная Нина Ивановна забыла про
пистолет. Или притворилась, что забыла?
- Слава Богу, с сорок пятого года у нас официальный мир.
Не без урода, но будем считать - мир.
- Ах, мир? - учительница вновь прицелилась. - Нет войны,
говорите? Нам только кажется? И похоронки - обман? И бомбу на
нас не бросали?
- Бомбу? Какую бомбу?
- Такую! Атомную, семнадцатого июля одна тысяча пятьде-
сят второго года, - она подошла ближе, глаза полыхнули желтым
огнем... - Два села исчезли, испарились, из тысячи сто выжи-
ло.
Пора. Петров качнулся на стуле назад, упал шумно, гром-
ко, но не громче пистолетного выстрела. Пуля прошла выше, го-
ды есть годы, а повторить не придется.
Он выбил "ТТ" из руки учительницы, выскочил в коридор и,
мимо ошеломленного дежурного - на улицу.
Небо на востоке светлеет, но на земле - потемки.
Он перешел на быстрый шаг, позади запоздало хлестали
винтовочные выстрелы, часовому для отчета. На сереньком фоне
показались стойки ворот. Ограда - проволока на кольях. Отде-
ление МТС, машинно-тракторная станция. Сеялки, веялки, жатки.
Пахло ржавым железом, старой прогорклой смазкой. Чу! Бензином
потянуло!
Он подошел ближе. Спецмашина, за кабиной - цистерна,
массивная, толстостенная. Хочешь - ядохимикаты разбрызгивай,
хочешь - удобрения, аммиак. Все можно. Исключительно практич-
ное устройство.
Он приоткрыл дверцу кабины. Поедем, нет? Мотор завелся
сразу, будто ждал.
Дорога тряская, не разгонишься. Он попробовал включить
фары. Не вышло. Пустяки, сейчас солнце взойдет.
От медленной, почти наощупь, езды машина скрипела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14