Во всяком случае, давать себе подзатыльники он уже больше никому не позволял.
- Ничего никому не прощай! - инструктировал Слава подростка. - Спустишь обиду сегодня, а завтра тебе сядут на шею. Заведи список обидчиков. И ничего никогда не забывай. Ты забудешь, люди потом напомнят…
И Петя не забывал. На последней страничке тетради по математике завел пару граф. В первой фиксировал обычные обиды, во второй - «смертельные».
Расправы, как и учил Слава, подготавливал с неспешностью, обычно провоцируя обидчика на первый шаг, стараясь просчитывать все до последнего хода. Варианты сценариев он даже показывал своему «учителю». Усмешливо крякая, Слава кое-что подсказывал, а попутно знакомил с ударами, о которых Петя и слыхом не слыхивал.
Таким образом, уже к концу года оба списка были аннулированы. При этом за обычные обиды Петя расправлялся прилюдно, за «смертельные» - в местах, где никто не мог видеть совершаемых экзекуций. Это было особенно важно, поскольку главных врагов Слава заставлял не просто наказывать, а «опускать».
- Опущенный - значит, уже не человек. Стало быть, ни голоса, ни прав уже не имеет. - Слава довольно потирал татуированные руки. - Опустишь противника, значит, поставишь точку. Пощадишь - всего-навсего запятую. То есть спустя срок обидчик вернет тебе все сторицей.
И он же придумал для паренька кличку Зэф.
- По имени тебе зваться ни к чему. Будешь вечно либо Зефирчиком, либо, не дай бог, Петухом. Поэтому назови себя сам и не позволяй никому звать иначе.
В каких-нибудь полтора года Слава стал Зэфу вроде отца. Купил спортивную одежонку, время от времени подкармливал, а то и вовсе снабжал деньгами. Впрочем, вопрос денег тоже решился сам собой. Точнее говоря, его решали «опущенные». На этапе последних экзекуций, когда, стоя на коленях, вчерашние враги размазывали по лицу слезы, вымаливая прощение, Зэф милостиво выдавал искомое. Вернее - продавал. Все равно как индульгенцию в древние времена.
Неизвестно - чем бы завершилось наставничество Славы, но однажды вместо черного сверкающего «кадиллака», который обычно увозил меднолицего, к спортивной площадке подкатил милицейский «УАЗ». И впервые Зэф близко разглядел стальные наручники, так легко и просто сомкнувшиеся на татуированных запястьях наставника. Слава уходил улыбаясь, словно и не в тюрьму шел. На прощание успел даже подмигнуть.
Никогда больше Зэф его не видел и по прошествии лет признавался себе, что это был единственный по-настоящему близкий ему человек. Более в своей жизни он никого не любил, мужая подобно волку-одиночке, обрастая дешевыми приятелями, презирая разговоры о преданности и дружбе. Даже первая отдавшаяся ему девица призналась, что без ума от его кулаков и мышц. И уже на следующий день Зэф переспал с ее подружкой, а потом, развалившись на тахте, лицезрел, как разъяренными фуриями вчерашние приятельницы таскают друг дружку за волосы. Словом, быть сильным Зэфу нравилось, хотя до умения разбивать кирпичи он дотянулся только в армии. И не хотел служить, да не оставили выбора. Комиссариат вылавливал дезертиров и уклонистов где только мог. К тому времени в милиции уже имелся послужной список на Зэфа, а потому забрили его без особых проблем, предложив на выбор: либо срок за грабеж и изнасилование, либо армия. Добрый майор истинно радел за ряды краснознаменной, считая, что таким образом только упрочит положение армии, но упрочил он положение исключительно самого Зэфа. Потому что в армии волк-одиночка добавочно отточил клыки, «опустив» еще полтора десятка «дедов» и «салаг», а вскоре при помощи вороватого прапора научившись торговать казенным имуществом. Здесь же его определили в спецроту, научив рукопашному бою, искусству стрелять и убивать. Вместо одного кирпича Зэф мог уже разбивать «поленницу» из пяти, а когда приехавшее начальство неуверенными голосами принялось вызывать добровольцев в горячие точки, не колеблясь, шагнул вперед.
Кем являлся в действительности меднолицый Слава, Зэф давным-давно догадался, но никакая блатная академия не способна была заменить ему живой войны. Зэф, к тому времени высокий и жилистый, вошел в боевую обойму спецназа без всякого напряжения. Для него это было особой школой уже хотя бы потому, что он учился не искусству выживания, а искусству лишения жизни. Он не делал насечек на прикладе, но все свои жертвы помнил прекрасно. Убивать было здорово, убивать ему нравилось. Именно поэтому, уже угодив в группировку Джакопа, Зэф настоял на том, чтобы раз в год их отправляли на свой страх и риск попрактиковаться в «живом» деле. В мирных городах подобная практика напоминала скучноватое браконьерство, зато совсем иная жизнь разворачивалась в горячих точках. Сюда они прибывали группами по три-четыре человека, с собой брали комплект грамотно сделанных документов, камуфляжную форму, набор сменных погон. Оружие добывали уже на месте, после чего самостоятельно разрабатывали операции и сами же их воплощали в жизнь. Умение маскироваться и добывать сведения, пытать особо строптивых и бесследно прятать трупы - именно этим вещам Зэф учил своих компаньонов. Тех, кто не справлялся с учебой, убивал голыми руками в поединке. Впрочем, случались и исключения. Одного из перебежчиков пришлось доставать из снайперской винтовки - уже в стане федералов. После этого неделю шли, отрываясь от погони, то и дело попадая под минометные обстрелы. Слушая эфир, беглецы с удивлением узнавали, что их величают чеченскими именами, приписывая им преступления, о которых они слыхом не слыхали. Спасаясь от федералов, группа наткнулась на арабов-боевиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108