Ни баб, ни ширева. Реально оторваны от жизни! Я, конечно, больше молодых люблю, но ты вроде тоже не старый.
Поднявшись с нар, рыхлотелый двинулся к Харитонову.
Он игриво помахивал крупными веснушчатыми руками, а его улыбка неестественно сверкала стальными протезами.
- Давай, милый, не ерепенься.
Брезгливо поведя носом, Дмитрий предупредил:
- Остынь, фиксатый! Не получится у тебя со мной.
- Чего-чего? Почему это не получится?
- Язва у меня. Двенадцатиперстной кишки. Говорят, жутко заразная болезнь.
- Опаньки! - Сисястый ударил себя по коленям и присел словно в танце. - А шустрика-то нам веселого сунули. А ну пискни еще разок!
Дмитрий внутренне сжался. Жаль, что сейчас он не в лучшей форме.
- Ну чего замолчал? Болталку проглотил?
- Ты, русланчик, на глот не бери. Подавишься.
- А чего ты мне можешь сделать?
- Все, что угодно. У меня папа в милиции. И брат - тренер по плаванию.
- Дута, ты понял? - Сисястый обернулся к соседу. - Слышал, чего этот кобел тут гонит!
- А чего, я слушаю.
- Гнилой базар. Хорэ тянуть фазана, - подал голос еще один сокамерник - худой как жердь, с костлявым жилистым телом. Этот и времени терять не стал - скинул трусы, обнажив жидкий член, и шагнул к Харитонову. Скрипнули нары, и вниз спустился последний заключенный. Ссученные, как стая гиен, стягивались к Дмитрию. Поднялся с лавки и сам Дута. Мысленно Дима охнул - ростом этот зверь оказался за два метра, черная густая шерсть покрывала его плечи, спину и грудь.
- Ну? Что уставились? Все одно никакого кина не будет. Причешу, как в лучших парикмахерских.
- Видали, чего гонит? На понт берет!
- Да-а… Бакланчик из шустрых.
- А нам это по барабану, - тускло проворчал Дута. - Гасите его, чего встали, как бараны?
Вперед ринулся сисястый. Дмитрий знал такую породу бойцов. Брали не техникой, а весом, яростью и напором. Впадая в психоз, месили кулаками вусмерть, до последнего, еще и лежачих потом топтали. Маневрировать у него, конечно, не получится, но маневрировать он и не собирался. Еще в обезьяннике, когда сержант отобрал у него ремень, а после попытался сдернуть шнурки, выяснилось, цемент ссохся, превратив обувку в подобие каменных башмаков. Кастет на руке - страшная штука, но нечто подобное он имел сейчас на ногах. Именно это оружие Дмитрий и пустил в ход, встретив летящего на него противника ударом ноги в грудь.
Переломившись в поясе и хватая распахнутым ртом воздух, веснушчатый опустился на пол. Не дожидаясь, когда гигант Дута сообразит, что же это такое стряслось с товарищем, Дмитрий сам ринулся в атаку. Изобразив боксерскую двойку и уже видя летящий с высоты кулак, нырнул под верхние нары, впечатав левую окаменевшую ступню в поросшее черным волосом литое Дутино брюхо. Какими бы мышцами ни обладал этот великан, но на его месте не выдержал бы и Шварценеггер. Колени Дуты стукнулись об пол, и вторым безжалостным ударом - уже в голову - Дмитрий положил его наземь. Шагнув вперед, зацепил крюком еще одного забияку, поймав за шею, рванул на себя, подставил колено. Результат получился столь же убедительным.
Четвертого сокамерника бывший спецназовец догнал уже в прыжке. Тот пытался укрыться на верхних нарах, но Дмитрий обхватил его за пояс, самбистским броском перекрутил через себя и швырнул вниз. Соперник шмякнулся спиной, звучно приложившись к полу затылком.
- Вот так, господа ссученные. - Победитель устало оглядел поле битвы. Нужды кого-либо добивать не было. Из четверых противников постанывал и шевелился только один, все остальные находились в полном отрубе.
Потирая ноющие ребра, Дмитрий присел на нары. Мир зачастую не предоставляет выбора. Либо ты, либо тебя. Как на войне - дуэль техники, мускулов и нервов. Не вина честных людей, что подобных правил они не знают. На то они и честные, чтобы делать этот мир красочнее и лучше. Такие, как Харитонов, созданы для иного. Потому что даже честным и талантливым для строительства нужен фундамент, а значит, кто-то должен осушать болота, вырубать чертополох и зачищать местность. Именно к категории чистильщиков Дмитрий и принадлежал. Во всяком случае, жизнь заставила его овладеть именно этой профессией.
Скрежетнул замок, дверь в камеру вновь отворилась. Дмитрий рассмотрел изумленное лицо недавнего конвоира.
- Это, значит, как же?… Ты что, всех четверых положил?
- Да нет, сами с полок упали. Пьяными, понимаешь, оказались.
- Вот напасть-то! А лейтенанту я что доложу?
- Не расстраивайся. Было бы из-за чего. Не ты же здесь сидишь, не тебе и отдуваться.
Сержант, однако, продолжал волноваться. На одутловатом лице его попеременно вспыхивали то испуг, то глубочайшая озадаченность.
- Ты их, случаем, не того?
- Все нормально, командир. Это же мальчиши-плохиши, а у таких головенки, как правило, крепкие.
Охранник неуверенно хмыкнул:
- А ты у нас, значит, мальчиш-кибальчиш?
- Ошибаешься, цирик мой дорогой. Мальчишом-кибальчишом станешь у нас ты. Сразу, как только вызвонишь полковника Кравченко. Знаешь, наверное, такого?
- Это никак из управления?
- Оттуда, милый, оттуда. Очень большая шишка и практически мой отчим. Словом, позвонишь ему и честно обо всем доложишь. Скажешь, Дима Харитонов просил карету прислать. И чтобы кони были обязательно гнедые.
- Красиво поешь!… А он меня, часом, не пошлет куда подальше, этот твой Кравченко?
- Он, догадливый ты мой, другое сделает. Он все ваше заведение по кирпичикам раскатает. В том случае, если ты не позвонишь. А начальства своего не бойся, оно уже, считай, под трибуналом. За такие пресс-хаты нынче сурово спрашивают.
- Какая еще пресс-хата?
- Только глазок невинных не строй, ладно? Все ты, цирик, знаешь не хуже меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101