На этот раз уже в него. Артур успел рассмотреть сизый дымок, затуманивший изжеванную поросль небольшого холма. И даже не холма, а нелепого аппендикса, причудливо сросшегося с железнодорожной насыпью. Что ж, действительное неплохое место для засады…
Пэтчер жестко впечатался в плечо и, замерев коротким раструбом на пригорке, свирепо изрыгнул очередь. И еще одну! Для надежности…
Он почти физически ощутил, как входят в землю, пронзая холм насквозь горячие начиненные смертью пули. Бронебойные, разрывные — все вперемешку.
Вот так, птенчики! Мы тоже не солидолом мазанные.
Поднявшись, Артур побрел к курящемуся дымом взгорку. Пулемет он по-прежнему держал наготове, хотя не сомневался, что с той стороны холма жизни уже нет. Практически пэтчер стрелял маленькими бомбами. Создатели этого оружия предполагали в перспективе использование циркониевых пуль, а каждая из таких подружек в состоянии была разнести подобный холм в клочья…
Артур взошел на пригорок и бросил взгляд вниз. Двое… Неестественные позы, разбитый в щепу автомат. Кто они? Бородачи-романтики или что попроще?
Спустившись к убитым, он носком сапога перевернул одного из лежащих. Усы есть, бороды нет — вот и гадай. Зато взамен бороды целая гирлянда гранат. Еще и автомат армейский — более или менее ухоженный. Пожалуй, это не простые любители. Совсем не простые.
Артур вдруг подумал, что пса следует похоронить прямо здесь, на этом предательском бугре. Как ни крути, бедолага спас его от первой пули. И снова припомнилась оставленная за спиной деревушка. Старосте, кажется, приглянулся его пулемет. Так, может, не зря они тут сидели? Эти горе-усачи?… В конце концов после того, как Попов Александр Степанович по неосторожности изобрел радио, общаться на расстоянии стало значительно проще.
Привычным движением Артур выщелкнул из пэтчера полегчавший магазин, распахнув подсумок, полез за патронами.
— Не торопись, козлик! Брось свою пукалку!
Артур поднял глаза и увидел наведенные на него стволы. Еще двое… И снова он их проглядел! Сбоку зашелестели кусты, и, обернувшись, он рассмотрел других «бородачей». Улыбаясь, они выползали из зарослей дремучими нетопырями, держа перед бородатыми мордами разномастное оружие. Не двое и даже не четверо… Выругав себя распоследними словами, Артур аккуратно опустил пулемет на землю. Кажется, это и была банда бородачей. Малолетний Петько оказался пророком.

Глава 4
Время разрухи имеет свои преимущества. Когда нет ничего, нет и бюрократической волокиты. Ганисян без вопросов принял очередную партию мальцов, а, пересчитав их, только сокрушенно покачал седовласой головой. Как ни крути, прибавлялась лишняя дюжина ртов к его импровизированному интернату.
— Не боись, директор! — Вадим ободряюще кивнул. — Напряжем молодцев из Совета Миссионеров. Будем таранить углеводы со всего города.
— А через месяцок, возможно, белковый комбинат сумеем запустить, — вставил Егор Панчугин. Правая щека у него была раздута, и он придерживал ее рукой. Происходило самое обыкновенное для Панчи дело — болели зубы.
— Что? Действительно есть надежды? — Ганисян прищурился.
Вадим кивнул.
— Похоже, тамошний гриб выдохся. Так что имеет смысл рискнуть.
Налетевший порыв ветра взметнул облако пыли. Все трое закашлялись. Дети, глядя на взрослых, тоже начали часто подкашливать и подчихивать. Кто-то из них даже засмеялся.
Только что они проехались на разрисованном в пух и прах броневике, но удовольствия от езды, похоже, не получили. Хорошо, хоть никто не расплакался. Плач — та же эпидемия, стоит подать первую пискливую ноту — и уж подхватят непременно. К счастью или несчастью, эта мелюзга не достигла еще того возраста, когда оружие начинает завораживать и манить. Бронированная машина, единым присестом заглотившая всю чумазую стайку, не вызвала у мальцов особенного ажиотажа. Единственное, на что взирали они с некоторой долей интереса, были рожицы сказочных зверей, сочиненных Санькой в соавторстве с Панчугиным. То есть Санька до настоящих художеств еще не дозрел, Панчугин не умел рисовать вовсе, и творческий дуэт, таким образом, получился слаженным и плодовитым. От кончика ствола до самых колес — броневик был теперь разукрашен звездочками, рожицами и замысловатыми фигурками.
Как бы то ни было, но дело было сделано, и, услав Панчугина вместе с бронемашиной к полковнику, Вадим молча пронаблюдал, как взявшаяся за руки детвора в сопровождении белобородого старичка исчезает среди деревьев музейного парка. Добрая это вещь — глядеть на взявшихся за руки детей. Все равно, что смотреть на огонь в камине. И там, и тут есть что-то общее, согревающее.
Вадим повертел головой. Он снова оставался один, и как всегда ощущение собственной отрезанности от мира подействовало странным образом. Нечто горькое, неприятное и одновременно тонизирующее, заставляющее подтянуться мускулами. Вроде утреннего кофе, вкуса которого не чувствуешь, но пьешь единственно ради того, чтобы поскорее проснуться.
Детский лепет удалялся вдаль, и, провожая крохотные фигурки взглядом, Вадим машинально подметил, что парк не мешало бы основательно подновить — настроить, к примеру, каких-нибудь простеньких качелек, насадить лип, кленовых пород, акаций. Серые тополя и неряшливые вороньи гнезда навряд ли служили делу скорейшего исцеления детских исковерканных душ. Самое, пожалуй, безрадостное зрелище — воронье на голых тополях. Да еще, наверное, дома, полупроглоченные грибной плесенью…
Взглянув на часы, Вадим неторопливым шагом двинулся вдоль улицы — мимо резной ограды, мимо Ипатьевской пустоши, мимо колонн полуразрушенного дворца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21