Грязные мародеры!»
Изредка нечто подобное он произносил вслух. Обращался к кому-нибудь одному, но каждый, кто слышал, принимал это на свой счет. И чернел от бессильной злобы. Но не рисковал даже дерзить – у Конана в нехремской армии сложилась репутация человека, которого лучше не испытывать на выдержку.
Уже в который раз за эту неделю – неделю бесславного бегства – он обошел вереницу телег, сказал раненым несколько ободряющих слов, которые никого не ободрили, пригрозил расправой двум нерадивым поварам, выбил зубы третьему, припрятавшему среди тюков с овсом дюжину серебряных кубков и яшмовое кадило. И уже возвращался в голову обоза, когда с ним поравнялось несколько всадников, они прискакали не по дороге, а по травянистому склону холма, из-под копыт усталых лошадей летели бурые комья.
Он остановился и повернулся к ним, заткнул руки за пояс между тугим кошельком и кривым кинжалом. Холодным взором выхватил командира отряда – стройного, черноволосого, в дорогой кольчужной рубашке поверх пропитанного влагой костюма из коричневого бархата.
Итак, к нему пожаловала сама Зивилла, дама Когира, первая фаворитка Токтыгая. Конан ожидал кого-нибудь из ординарцев Дазаута, однако не удивился – потеряв в Лафатском побоище свою когирскую конницу, без малого тысячу дворянских недорослей и прочего родовитого сброда, она заметно поутратила воинственный пыл и прибилась к штабу. Видимо, красотка вконец допекла молодого полководца, иначе бы он не решился отправить ее с таким рискованным поручением. Должно быть, мечтает, что она заблудится и угодит в плен вместе со своей спесью и невыносимой свитой, подумал киммериец.
В нем клокотало раздражение, и он признался себе, что несправедлив к даме Когира. Она вовсе не спесива, просто горда и знает себе цену. Ее телохранители не лезут за словом в карман, зато и клинком владеют превосходно. Когирская конница дралась геройски и погибла с честью. Проклятый дождь, проклятые телеги, проклятый разгром!
Всадница в коричневом натянула поводья, ее скакун замер в трех шагах от Конана. Свитские окружили его со всех сторон, один из них позволил себе неосторожность – слишком поздно остановил лошадь, и нога в золоченом стремени как бы случайно ударила Конана по бедру.
Широкоплечий варвар не удостоил нахала даже взглядом.
– Солдат, ты из обоза? – надменно спросила Зивилла. – Где твой командир? Валяется на телеге в обнимку с бурдюком вина и пьяной шлюхой? Или украл добычу и переметнулся к врагу – наемники славятся такими подвигами, правда, солдат? Если он все-таки здесь, разыщи его и передай, что госпожа Зивилла приехала издалека и нижайше просит его милость об аудиенции.
Свита дружно расхохоталась. Конан слегка покачнулся от толчка в спину – видимо, дерзкий дворянин, не удовлетворись «нечаянным» пинком, пустил в ход колено.
– Хорошо, ваша светлость, я его разыщу и все передам, – смиренно пообещал киммериец и вышел из круга всадников, неторопливо ступая по мокрой чахлой траве. В глазах Зивиллы появилась растерянность, свитские тоже спохватились не сразу. Молодой телохранитель, досаждавший Конану – барон Ангдольфо, тощий, как жердь, и нарядный, точно стигийский павлин, повернулся к госпоже и озадаченно спросил:
– Разве это не он? Не киммериец?
– Он! – Зивилла скрипнула зубами. – Дикий наемный кабан! Киммерийский ублюдок!
– Вот и мне показалось, что это он, о достойнейшая. – Ангдольфо ухмыльнулся. – Тот самый ублюдок, ради которого мы полдня не слезали с седел. И он еще смеет насмехаться над…
– За ним! – оборвала его Зивилла и дала коню шпоры. – Конан! Эй, Конан!
– О, так вы меня наконец узнали, ваша светлость. – Киммериец обернулся у телеги с плесневеющими ячменными лепешками, провел ладонью по мокрой шее сонного буйвола. – Я весь к вашим услугам. Трезвый и целомудренный.
– Ты ей лучше не дерзи. – Барон Ангдольфо остановил пегую кобылу на сей раз чуть дальше от Конана. – А то, неровен час, этот поганый пейзаж украсится живописной виселицей. У госпожи приказ главнокомандующего – выяснить, почему в назначенный срок обоз не прибыл в Бусару, и привезти виновных в ставку.
– А если не получится – казнить на месте, – сердито добавила Зивилла. И вдруг, окинув киммерийца оценивающим взглядом, смягчила голос: – Показывай свое хозяйство, Конан.
* * *
– Считай себя везунчиком, если попадешь в Зиндан Танцующих, – добродушно говорила Зивилла Конану, прогуливаясь с ним рука об руку вдоль вереницы телег, ее свита мертвым сном спала в походном шатре. Смеркалось, в тучах над окоемом изредка проглядывал чахоточный месяц. Дождь как будто выдыхался, во всяком случае, он сошел на холодную морось. – Добыча брошена, половина людей разбежалась, кони дохнут…
– Люди тоже, – мрачно перебил Конан. – Перемерли почти все тяжелораненые. Копейщики и лучники – те самые, из моего отряда – сбежали, верно. Я выпряг коней, посадил на них возниц, и мы доехали по следам дезертиров до ближайшего селенья. Нашли только трупы жителей и пепелище. Если б не висел на моей шее проклятый обоз, я бы догнал подлецов и живыми закопал в землю. Еще позавчера. Сейчас я очень жалею, что повернул обратно.
– Да, обоз уже не спасти. – Дама Когира окинула телеги равнодушным взглядом. – Может, это и к лучшему. Быстрее будем драпать. Наверное, ты и впрямь сделал все, что мог, но постарайся понять Дазаута – на этой войне ему упорно не везет. Он не царской крови, обыкновенный выскочка из любимцев его величества, и при дворе у него гораздо больше завистников, чем заступников. Если он не подсунет Токтыгаю мальчика для порки, ему ничего не останется, как заголить собственный розовый зад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112