В этот миг откинулся полог, и в парчовый шатер, сгибаясь в низком поклоне, вошел запыленный ординарец.
– Начинается, Каи! – воскликнул он. – Пехота выходит из северо-западных ворот и строится в боевые порядки. На севере замечено скопление конницы, но она пока не движется.
– Тяжелая? – поспешно спросил Бен-Саиф.
– Тяжелая. Несколько сот. По два наездника на коне.
– Даже лучше, чем я ожидал. – Агадейский сотник порывисто вскочил с шелковой подушки, азартно хлопнул в ладоши. – Это три с половиной, а то и четыре тысячи человек, не считая гирканцев. Для трех сотен больше чем достаточно, верно?
Каи-Хан осклабился и протянул:
– Ве-ерно.
– Гирканцев пока не видать, сотник, – сказал ординарец, обращаясь к Бен-Саифу. – Я послал в лощину разъезд, как только там появятся, кочевники, мы…
– Что?! – С лица Бен-Саифа слетела улыбка, Каи-Хан насторожился. – Что ты сказал? Какой еще разъезд?
– Двенадцать лучников на самых быстрых конях. Им приказано выпустить по две стрелы и во весь опор…
– Болван! – Лицо человека в серых латах пошло пятнами. – Ты потерял двенадцать сабель? С таким же успехом ты бы мог перебежать к нехремцам и выдать наши планы! Легкая конница не должна выйти из лощины! Там же полно моих ловушек! Что подумают гирканцы, когда наткнутся на дюжину трупов?
Ординарец глядел на сотника, растерянно приоткрыв рот. Бен-Саиф в бессильной ярости тряс кулаками.
– Дубина! Скудоумный выродок! Да задохнуться тебе от вони Мушхуша, проклятый идиот!
Тяжелая рука похлопала его по плечу. Бен-Саиф обернулся и встретил холодный взгляд Луна.
– Пора, – буркнул помощник.
Сотник на миг потупил голову. Взяв себя в руки, он сказал Каи-Хану:
– Если гирканцы пойдут в обход, нам несдобровать. – Затем повернулся к ординарцу и обжег ненавидящим взглядом. – Моли Иштар, Митру, кого хочешь моли, чтобы этого не случилось. Чтобы гирканская храбрость перевесила здравый смысл. Если они выйдут из лощины, я тебе не позавидую. – Он снова посмотрел на соправителя. – Я же по три раза объяснил каждому командиру, что и как делать. Почему этот олух вздумал своевольничать? Откуда он вообще тут взялся? Я его не помню.
Каи-Хан пожал плечами.
– А его и не было. Я только нынче утром взял его к себе вместо сотника Нулана. А что? Ияр парнишка толковый, из моего рода, с парнями ладить умеет, а драка, она драка и есть…
– И все? – перебил Бен-Саиф. – Больше ты никого не заменил? Если скажешь да – мы с Луном смазываем пятки, а ты выкручивайся как знаешь.
Что-то дрогнуло в лице рослого военачальника.
– Ияр, – произнес он севшим голосом, – бегом к Нулану, он у себя в шатре под стражей. Скажешь, чтобы не дулся и спешно принимал командование своей сотней. Заартачится, скажи, Каи все прощает, мол, ошибка вышла и все такое. Не убедишь – самолично черепок тебе раздавлю, ты видал, как я это делаю.
Ияр ринулся вон – задом, в поклоне, так комично, что в другое время Каи-Хан и Бен-Саиф непременно расхохотались бы. Но сейчас они даже не улыбнулись.
– За что? – сухо спросил Бен-Саиф.
– Я же говорю, врагов и друзей выбирать – это целая наука, – уклончиво ответил Каи-Хан.
* * *
Дождя не было уже три дня, и за этот срок летнее степное солнце так иссушило бесплодную землю, что пылевое облако поднялось на четверть полета стрелы. Пыль летела из-под копыт, утяжеленных шипастыми железными подковами; продолговатый клин конницы напоминал тупоносый таран, наделенный на стену невидимой крепости и несущийся без удержу – слепая, неукротимая мощь, по чьей-то нелепой прихоти живописно расцвеченная яркими мазками штандартов, плюмажей, попон и плащей. На флангах, изрядно отставая от «тарана», громыхало несколько десятков колесниц: по три коня, возница, лучник, мечник и три-четыре пехотинца с секирами и дротиками. Латники сидели даже на гужевых лошадях – Дазауту пришло в голову, что десант пехоты в тыл неприятеля делу не помеха. А для преследования врага, который непременно покажет пятки, колесницы не понадобятся, хватит и пятисот гирканских удальцов, скрытно пробирающихся по глубокому оврагу. Сколько бы ни было впереди апийцев (а их, по донесениям многочисленных лазутчиков, от силы полтысячи), им не выдержать такого свирепого, такого точного удара. Хвала богам, что они затмили разум Каи-Хана, разум, и прежде не очень-то блиставший… Грубая, самонадеянная скотина, бандит с большой дороги, возомнивший себя стратегическим гением!
Дазаут не поверил, что основные силы Каи-Хана, потрепанные в Лафатском сражении, отступают к апийской границе, чтобы расположиться в нескольких селеньях на отдых. Конечно, война на измор – не в обычае разбойников, их тактика – внезапный налет и бегство с добычей. Так бывало всегда. Апийцы вторгались в Нехрем, грабили деревни, иногда даже захватывали город – злосчастный Лафат, к примеру, они сжигали раз в полста лет, – но всякий раз уходили, собрав более-менее солидную добычу. А то и ее бросали, заслышав грохот нахремских колесниц, боевой клич немногочисленных, но превосходно вооруженных и отчаянно смелых конников, гортанные вопли смуглых гирканских лучников, с незапамятных времен верой и правдой служащих нехремским властителям.
Но сейчас в проклятого Каи-Хана будто Нергал вселился, а в его старшего брата Авал-Хана – кровожадный Нинази. Братьям-разбойникам наскучило держать в страхе границы благословенного Нехрема и некогда богатой Пандры, им подавай выход на Великий Путь Шелка и Нефрита, пролегающий через оба эти государства. «Пролегающий» – это, конечно, сильно сказано, тут лучше подходит слово «задевающий», но все-таки кое-какие деньжата с этого Пути оседают в сокровищницах Токтыгая и Сеула Выжиги, пандрского деспота… Опять негодное слово!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112