Зов из Агадеи звучит все громче, и Нергал уже беспокойно ворочается во сне. Я не позавидую человечеству, если он проснется. Надо остановить Абакомо, пока его молитвы и призывы ее разбудили Нергала.
Конан поразмыслил над словами старика. И вообще над происходящим. Далеко не все казалось понятным. Последние недели его швыряло в водовороте событий, точно щепку в бушующем море. Любая ситуация переламывалась задолго до того, как он успевал к ней привыкнуть. Сумбур в его душе, похоже, не был для старика тайной за семью печатями. Чудище с того света было убеждено, что его железные доводы разобьют упрямство Конана. Должно быть, не ведал старик, что Конан чаще доверял сердцу и интуиции, чем здравому смыслу.
Киммерийцу сразу не понравился незваный гость из мира покойников.
– Уходи, колдун, – глухо проговорил он. – Возвращайся, откуда пришел. Может, у тебя и благие намерения, но все равно, не пристало мертвецу лезть в дела живых. Насчет этого Тахем был прав. На земле как-нибудь обойдутся без тебя.
– Что за детский лепет, Конан?! – осерчал старик. – Хватит чиниться! Время не ждет, в Агадее король собирает жрецов, чтобы воззвать к Нергалу. Всех жрецов обоих храмов! Ты представляешь, какая это силища? Без тебя мне с ними не справиться.
Сказать по правде, я свалял дурака, слишком долго носился со своими обетами – не проливать крови, не лезть в дела смертных и тому подобное. Я упустил время. Хищник вырос на моих глазах и наточил когти. Скоро он растерзает в клочья весь мир, пытаясь его осчастливить, а потом, как и я когда-то, будет скитаться в слезах по безлюдным пустошам и замаливать грехи. Я не могу просто взять и прикончить Абакомо, как эту стигийскую вшу, – он указал вдоль дороги, туда, где смерть настигла Тахема. – Нергал, когда продерет глаза, не простит вульгарной расправы над его одаренным приверженцем. Другое дело, если обнаглевшему петушку свернет шею рука смертного. В этом случае моя честь и репутация останутся незапятнанными, и Нергал не посмеет дать волю гневу, а если и посмеет, за меня вступятся другие боги. И за тебя, да-да, Конан, не криви рот, мы тебя в обиду не дадим. Спасти землю от агадейского нашествия – дело нешуточное, самый настоящий подвиг, и на вашем свете, клянусь, тебе воздастся по заслугам.
К Конану подъехали Сонго и Юйсары. Бросив опасливый взгляд на призрака, молодой когирец сказал командиру:
– Мы принесли с поля боя наших ребят. На них живого места нет, рана на ране. Рубились, пока не побежали вендийцы, а потом кто где стоял, там и умер.
– Я отпустил моих верных слуг на серые равнины, – пояснил призрак. – В них больше нет нужды. Но если хочешь, Конан, я тебе скажу заклинание, и ты сможешь в любой момент позвать их на подмогу. Они вселятся в твоих воинов, и даже агадейцы не устоят под их натиском.
Конан наклонился и сплюнул в истоптанную копытами пыль.
– А может, ты сначала спросишь у верных слуг, по душе ли им это занятие? Ты сам говорил: из целой армии на твой зов откликнулась дюжина. Видно, остальные не пришли в восторг, когда ты предложил тряхнуть стариной. – Окинув старца, точно кусок смердящей падали, брезгливым взглядом, Конан сказал: – Ступай восвояси, мертвец. А я пойду своей дорогой. Если она приведет меня в Агадею, значит, на то воля Крома. Не вздумай встать на моем пути, иначе тебя не спасут ни верные слуги, ни цепные псы, ни красотки из твоего мира. – Он повернулся к отряду и прокричал: – В походную колонну! Идем в Собутан.
* * *
«Вот и все, – ликовал в душе Тарк, разглядывая лагерь Конана с высокой сторожевой башни, что венчала изъеденный ветрами холм. – Вот тебе и конец, землячок. Вряд ли ты доживешь до рассвета, но ежели доживешь, завтра будешь орать у пыточного столба, а я по старому киммерийскому обычаю спою тебе погребальную песнь. Завтра, – крупные зубы сверкнули в злорадной ухмылке, – мы поквитаемся за все».
– Байрам, – повернулся он к коренастого сотнику, – иди вниз, командуй. Всем, кто не в карауле, – спать. Со вторыми петухами – подъем и построение. Пора кончать, – он указал подбородком на неприятельский лагерь, – с этими баловнями судьбы.
Байрам скептически качнул головой и поджал нижнюю губу. Лагерь Конана стоял в четырех полетах стрелы от захваченной разбойниками деревни, и с двух сторон его обжимал лес. Совсем как две недели назад, в Когире, у замка Парро. С той лишь разницей, что в тот раз Конан сидел за стенами замка, а войско Тарка стояло лагерем в небольшом отдалении от крепостных ворот. И опасалось разве что осиных укусов из леса.
– А не слишком ли рискованно, командир? – Байрам посмотрел Тарку в глаза, но тот промолчал, решив выслушать доводы сотника. – Людей у нас не маловато ли?
– Маловато? Без малого три сотни. А у него от силы восемьдесят.
– Так ведь у него не намного больше было, – возразил Байрам, – когда он вендийцев расколошматил.
Разъезд из сотни Нулана побывал на поле сражения, где тучи ворон пировали на останках кшатриев, а потом целый день издали следил за отрядом Конана. Вечером Конан подошел к лесной деревне, был обстрелян и отступил на безопасное, как ему мнилось, расстояние, чтобы разбить лагерь. Разведчики Нулана пробрались в деревню по звериной тропке и рассказали Тарку обо всем, что видели.
– Мы – не вендийцы, – парировал Конан. – Вендийцев и мы лупили.
Он имел в виду полсотни кшатриев, которые угодили в засаду и полегли все до одного. Тарк приказал снять с мертвецов доспехи и оружие, чтобы потом нападать на вендийские села и малочисленные отряды под видом туземных солдат. Победа над кшатриями далась ему легко, он потерял всего троих из сотни покойного Роджа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112