Дверь из палаты выходила в зал. Там,
как в казарме, длинными рядами стояли койки, на них лежали красноармейцы
в исподних пожелтевших рубашках.
В командирской палате пахло лекарствами, засыхающей кровью, из общего за
ла тянуло таким же запахом, но еще более густым, с ощутимой примесью гниющ
их ран и стираных портянок.
Ромашкин со своей койки видел в зале небольшую сцену. На покоробившемся,
облупленном по краям холсте, висевшем на сцене, был нарисован сельский п
ейзаж Ц березы, поля, деревушка на взгорке. «В точности моя школа, Ц дума
л Василий, Ц по одному проекту, наверное, построены. На такой же сцене мы п
олучали аттестаты Ц Зина, Шурик, Ася, Витька. Где-то они сейчас? Надо напис
ать Зине».
Размолвка, которая у них произошла, казалась теперь пустяковой. Василий
помнил, как сказал Зине, что собирается поступать в авиационное училище,
и как обидно она ответила: «Хочешь жить всю жизнь по командам ать-два?» Ка
к далеко отодвинулось все это! Василий не мог вспомнить адрес Зины, улицу
знал Ц Осоавиахимовекая, а номер дома забыл. «Ну ничего, можно через маму
узнать». Домой Ромашкин написал сразу, как только смог держать карандаш.
«В следующем письме попрошу у мамы адрес и напишу Зине. Скорей был пришел
ответ, как там воюет папа. Не ранен ли?» Ромашкин вспомнил солдат, которых
сменил его взвод, вспомнил своих бойцов, какими они стали за один день боя
. «Неужели и папа такой?» Ромашкин не мог представить его таким, отец всегд
а ходил в наглаженном костюме, при галстуке Ц этакий интеллигентный, ка
к мама называла в шутку, «руководящий товарищ из горисполкома».
Вечером в общем зале установили киноаппарат, повесили экран и приготови
лись крутить кино. Зрители лежали на своих кроватях. Ходячие командиры п
ришли со своими табуретками.
Когда готовились к сеансу, Ромашкин спал. Городецкий и Линтварев доигрыв
али партию в шахматы.
Ц Давай думай быстрее, я добью тебя, пока журнал прокрутят, Ц басил комб
ат.
Ц Пожалуйста, Ц соглашался комиссар, Ц только не вышла бы у вас осечка.

Запустили киножурнал, а Ромашкин все еще не проснулся, ему приснился стр
анный сон Ц будто стоит он на Красной площади, дирижер в белых перчатках
машет руками, а перед ним отчаянно дерутся Куржаков и тот психованный не
мец-летчик, которого поймал Ромашкин. Немец и Куржаков колотят друг друг
а руками, зажатыми в них пистолетами, ножами, выхватывают из-под ног брусч
атку и бьют по голове этими камнями. А музыка все играет, и дирижер машет р
уками в белых перчатках. Василий проснулся. В комнате звучал парадный ма
рш, а перед глазами была Красная площадь с войсками. Он не сразу понял, что
показывают кинохронику Ц парад 7 ноября. Наконец сообразил, что происхо
дит, и с любопытством стал всматриваться. «Может быть, покажут и меня? Крут
ились и возле нас операторы». На экране стояли войска, снятые откуда-то св
ерху, потом показали крупно суровые лица участников парада, их шапки и пл
ечи были занесены снегом. Но себя Ромашкин не увидел.
Ц Я там был! Ц все же воскликнул Василий.
Ц Где? Ц спросил комбат.
Ц На параде.
Ц Молодец. Одобряем и будем ходатайствовать.
Ц О чем? Ц не понял Василий.
Ц Об отправке на передовую.
Ромашкин с досадой махнул рукой, Городецкий болтал все об одном: на перед
овую, на передовую… А на экране Сталин уже говорил речь. Он был виден по по
яс, крупный, во весь экран, в фуражке и шинели, говорил спокойно и веско.
Ц Тогда же снег падал! Ц вспомнил и сказал изумленно Ромашкин. Ц Почем
у его нет на экране? И пар изо рта не идет у Сталина, а стоял мороз.
Сталин говорил долго, речь передавали полностью, поэтому и Линтварев, и Г
ородецкий, оставив шахматы, могли убедиться Ц Ромашкин говорит правду.

Ц Видите, все войска в снегу, видите? Да у меня на шапке был целый сугроб. А
мимо Сталина ни одна Х снежинка не пролетает. И пара нет. На морозе пар об
язательно должен быть.
Линтварев резко поднялся:
Ц Вы, товарищ лейтенант, говори, да не заговаривайтесь. Зачем вы пытаетес
ь породить какие-то сомнения насчет товарища Сталина? Вы, товарищ капита
н, слыхали его слова?
Комбат подошел к Василию, склонился над ним, глухо сказал:
Ц Ничего я не слышал. Бредит парень, а ты, комиссар, политику ему пришивае
шь. Лежит, лейтенант, лежи спокойно. Сейчас я тебе водички подам.
Ромашкина стал бить кашель, он застонал от боли, но сознание было ясное.
Ц Нет, я все помню… Я же там был… Кых-кых.
Комбат моргал ему глазами: молчи, мол, не будь дураком. И Ромашкин понял.
Когда Линтварев куда-то вышел, Городецкий сказал:
Ц Ты поосторожнее с такими словами. Не то отправят тебя куда-нибудь пода
льше и в противоположную сторону от передовой.
Ц Почему вы всегда о передовой говорите как-то странно?
Городецкий улыбнулся, обнажив прокуренные желтые зубы, и стал рассказыв
ать:
Ц С этим делом так было. Я служил на Дальнем Востоке. Ну, как началась войн
а, все стали проситься на фронт. А командир полка никого не отпускал. Да от
него это и не зависело. А был он мужик хитрый и всем обещал: «Кто проявит се
бя хорошо и окажется достойным, буду ходатайствовать об отправке на пере
довую». На стрельбах я и еще один комбат Ц капитан Чикунов Ц отличились.
Командир полка сказал перед строем: «Буду ходатайствовать о направлени
и в действующую армию». А сам, конечно, не выполнил. Вот и пошла меж команди
ров поговорка Ц чуть что: «Будем ходатайствовать об отправке на передов
ую». Надолго прилипли эти слова. И я забыть их не могу.
Добрейшая Мария Никифоровна принесла Ромашкину из деревни домашнего м
олока, нагрела его, добавила «нутряного» сала и поила, приговаривая:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27