Куржаков ходил между кроватями, ругал медлительных разомлевших в тепле
красноармейцев:
Ц Оружие отпотело, протрите. Раскисли! На фронт завтра, забыли?
Он остановился у койки, на которой, сдвинув ноги в сапогах в проход, лежал
одетый Ромашкин. Хотел поднять его Ц улегся, мол, раньше подчиненных, даж
е не привел оружие в порядок, но посмотрел на румяное чистое лицо сладко с
павшего лейтенанта, и что-то жалостливое шевельнулось в груди. Куржаков
тут же подавил в себе эту, как он считал, «бабью» слабость, но все же не разб
удил Василия, пошел дальше, с яростью отчитывал бойцов:
Ц Оружие протирайте, вояки, завтра не в бирюльки играть, в бой пойдете!
Красноармейцы брали влажные, будто покрытые туманом, винтовки, протирал
и их, а влага вновь и вновь выступала на вороненых стволах и казенниках.
Ц Смотри, железо и то промерзло, притомилось, а мы ничего, еще и железу пом
огаем, Ц бодрясь, сказал молодой боец Оплеткин.
Ц Не тараторь, лейтенанта разбудишь, Ц остановил его сосед, кивнув на Р
омашкина.
Ц Сморило командира, видать, городской, не привычный в поле на морозе, Ц
шепнул Оплеткин.
В десять улеглась вся рота. Молодые здоровые люди, утомившись, скоро засн
ули и спали крепко.
Василию показалось, что он только что закрыл глаза, и вот уже в уши стучит
знакомое, нелюбимое:
Ц Подъем! Подъем!
С первых дней в училище Василий по утрам тяжело перебарывал сладкую тяже
сть недосыпания. Ему нравилось в армии все, кроме этого неприятного слов
а «Подъем!». Даже в поезде, где никто не кричал «Подъем!», глаза сами открыв
ались в шесть, будто в голове, как в будильнике, срабатывала заведенная пр
ужинка.
Сегодня пробуждение было особенно тяжелым. Ромашкин взглянул на часы Ц
только три. «Наверное, дежурный ошибся», Ц подумал он, но тут же услыхал з
накомый, с хрипотцой голос Куржакова:
Ц По-одъем! Быстро умывайтесь и выходите строиться в полном снаряжении.
Ничего не оставлять, в казарму больше не вернемся!
В полковом дворе происходило что-то непонятное. Роты строились не в похо
дные колонны, а в длинные неуклюжие шеренги.
Куржаков подозвал взводных:
Ц Постройте строго по ранжиру, в ряду двадцать пять человек. Отработать
движение строевым шагом. Особое внимание Ц на равнение.
У Ромашкина было всего двадцать два бойца, весь взвод составил одну шере
нгу. Троих добавили из другого взвода. Выстраивая людей в темноте по рост
у, он замешкался, тут же подлетел Куржаков:
Ц Слушай мою команду! Направо! Выровняться чище в затылок! Головные убор
ы Ц снять! Встать плотнее! Еще ближе. Прижмись животом к спине соседа.
Обнаженные, остриженные под машинку головы вытянулись в ряд, кое-где они
то возвышались, то западали.
Ц Ты перейди сюда. Ты сюда, Ц вытягивая то одного, то другого за рукав шин
ели, переставлял их командир роты. Через минуту круглые стриженые головы
создали одну, постепенно снижающуюся линию.
Ц Головные уборы… Ц Куржаков помедлил и резко скомандовал: Ц Надеть! Н
але-во!
Перед Ромашкиным стояла шеренга его взвода, идеально подогнанная по рос
ту, Куржаков тихо сказал:
Ц Вот так надо строить по ранжиру, товарищ строевик, Ц и ушел.
Роты уже шагали по плацу и между казармами.
Все еще не понимая, зачем это нужно, Ромашкин стал учить свою шеренгу. Она
расползалась, ходила то выпуклая Ц горбом, то западала дугой, а то вдруг л
омалась зигзагом.
В конце двора шеренги, сбиваясь в кучу, поворачивали назад. Встретив здес
ь однокашников, Василий спросил Карапетяна:
Ц Ты не слыхал, зачем вся эта петрушка?
Ц На парад пойдем. Сегодня седьмое ноября. Забыл, да?
Ц Какой парад? Война же!
Подошел Куржаков, он слышал их разговор:
Ц Какой-нибудь строевик-дубовик, вроде вас, додумался. Парад, понимаешь!
Немцы под Москвой, а мы в солдатиков играть будем. Мало нас бьют, всю дурь е
ще не выбили.
Ромашкин бегал вдоль строя, семенил перед ним, двигаясь спиной вперед, ли
цом к строю, кричал:
Ц Тверже ногу! Раз, раз! А равнение? Куда середина завалилась?
Завтракали здесь же, на дворе, гремя котелками, обдавая друг друга паром и
приятным теплым запахом каши с мясной подливкой.
Было еще темно, когда полк двинулся в город. В черных окнах домов, заклеенн
ых крест-накрест белыми полосками бумаги, ни огонька, ни светлой щелочки.
По тихим безлюдным улицам полк шел парадными шеренгами, и всю дорогу до К
расной площади раздавались команды:
Ц Строевым! Раз, два! Раз, два! Чище равнение!
Командир полка майор Караваев за долгую службу много раз участвовал в па
радах и теперь, глядя на кривые шеренги, тихо говорил комиссару Гарбузу:

Ц К парадам готовились минимум месяц. Как мы пройдем по Красной площади,
не представляю! Да еще в полном снаряжении. Опозорим и себя, и всю Красную
Армию.
Ц Не беспокойтесь, Кирилл Алексеевич, Ц отвечал Гарбуз, который еще сов
сем недавно был вторым секретарем райкома на Алтае, под Бийском, и не слиш
ком разбирался в красоте строя. Ц Там обстановку понимают. Ц Комиссар п
оказал пальцем вверх. Ц Не знаю, правильно ли я сужу, но, думается, сегодня
важно не равнение в рядах, а сам факт проведения парада. Немцы под Москвой
, на весь мир кричат о своей победе, а мы им дулю под нос Ц парад! Гитлера ко
ндрашка хватит от такого сюрприза. Здорово придумано!
Ц Парад, конечно, затея смелая. Тут или пан, или пропал.
Ц Почему? Ц не понял комиссар.
Ц Если все пройдет хорошо Ц нам польза. А если нас разбомбят на Красной
площади?
Комиссар нахмурился, ответил не сразу.
Ц Я думаю, там, Ц он опять показал пальцем вверх, Ц все предусмотрели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27