Мягкие седые волосы естественными волнами обрамляли лицо, а маленькие глазки восторженно сияли, разглядывая камеи. Под столом, где полы халата расходились, виднелись украшенные блестками розовые туфельки на высоченных каблуках – совсем небезопасных для ее возраста. Мне захотелось предостеречь тетушку. Ходить на таких шпильках – дело рискованное.
Ей удивительно подходило имя: тетушка Куин, и в душе я всегда гордился, что с самого моего рождения она неизменно была для меня ангелом-хранителем. Я не боялся, что она догадается о неестественной сущности Лестата – его загорелая кожа вводила в заблуждение любого. Хотя невероятная красота могла, конечно, вызвать подозрение. Как бы то ни было, я в этот момент ощущал себя на вершине счастья.
Я постарался взглянуть на комнату глазами Лестата и увидел прелестную спальню с кроватью под балдахином в дальнем левом углу. Ее только недавно переделали, украсив фестонами из розового атласа и косичками более темного тона. Поверх аккуратно расправленного (что случалось не всегда) покрывала громоздились горы подушек и декоративных подушечек. Дамастовая обивка дивана и многочисленных кресел совпадала по цвету с балдахином над кроватью.
Жасмин, наша верная экономка, сидела в тени, шелковистая темная кожа и тонкие черты лица придавали ей особенную красоту, вполне сравнимую с тетушкиной. Она выглядела очень строгой в красном облегающем платье, на высоких каблуках и с ниткой жемчуга вокруг шеи. Кажется, это я подарил ей ожерелье.
Коротко поприветствовав меня взмахом руки, она вернулась к своему занятию – наведению порядка на ночном столике, уставленном мелкими вещицами, а когда тетушка Куин, подняв глаза, воскликнула взволнованно: «Квинн!», Жасмин прервала работу и направилась к выходу.
В тот момент, когда она проскальзывала мимо нас с Лестатом, мне вдруг нестерпимо захотелось обнять ее. В последний раз мы виделись несколько ночей тому назад. Но я испугался, а затем подумал: «Нет, я буду обнимать свою верную спутницу, сколько захочу, ничего не боясь, ведь я только что насытился и тело мое наполнено теплом». На меня нахлынуло всепоглощающее чувство радости, что я не проклят. Я почувствовал любовь и великодушие и, шагнув назад, поймал Жасмин в объятия.
Мы остановились в тени холла.
Она была прекрасно сложена, с молочно-шоколадной кожей, карими глазами и чрезвычайно густыми волосами, обесцвеченными до желтоватого оттенка, которые она коротко подстригала, отчего голова казалась совершенно круглой.
– А, вот и мой молодой хозяин. – Жасмин тоже обняла меня. – Мой таинственный молодой хозяин. – Она прижала меня к своему бюсту и опустила голову мне на грудь. – Мой непоседливый малыш, которого я почти не вижу.
– Ты моя подружка навеки, – прошептал я, целуя ее в макушку.
В столь тесном соседстве кровь жертвы сослужила мне хорошую службу. А кроме того, я был полон надежд и потому слегка не в себе.
– Входи же, Квинн, – позвала меня тетушка.
Жасмин мягко подтолкнула меня к спальне, а сама направилась к задней двери.
– Да ты, как я вижу, не один, а с другом! – приветливо воскликнула тетушка, когда я появился на пороге с Лестатом.
В ее комнате было теплее, чем в остальной части дома.
Голос у тетушки Куин если и не был молодым, то, во всяком случае, не выдавал ее истинного возраста, и говорила она с четкой дикцией командира.
– Я так рада, что у тебя появилась компания. К тому же такой превосходный молодой человек, – заметила она, мило, чуть иронично улыбаясь Лестату. – Подойдите поближе, чтобы я могла вас рассмотреть. Выйдите на свет.
– А вы, моя милая леди, прекрасны, как мечта.
Для выразительности Лестат произнес эти слова с чуть усиленным французским акцентом и, склонившись через мраморный столик с камеями, поцеловал тетушке Куин руку.
Несомненно, несмотря на возраст, она и была мечтой: хорошенькое личико, не слишком худое, чуть удлиненное, тонкие губы, подкрашенные розовой помадой, и глаза, окруженные тонкой сеточкой морщинок, но не утратившие яркой голубизны. Бриллианты и жемчуга на ее груди, равно как и дорогие бриллиантовые кольца на длинных пальцах, ошеломляли своей красотой.
Казалось, драгоценности составляли часть ее силы и достоинства, а возраст лишь давал преимущество и увеличивал присущую ей женственность.
– Подойди сюда, малыш, – велела она мне.
Я подошел к тетушке и наклонился, подставляя щеку для поцелуя. Это вошло у нас в привычку, с тех пор как я дорос до шести футов четырех дюймов. Она частенько брала мою голову руками и, поддразнивая, отказывалась отпустить. Но на этот раз она так не сделала – видимо, ее внимание было значительной степени поглощено обаятельным гостем, с улыбкой стоявшим возле столика.
– Ах, какой чудесный на вас сюртук, – сказала она, обращаясь к Лестату. – Настоящий сюртук с расклешенными полами. Где вы такой сшили? И пуговицы идеально к нему подходят. Позвольте мне получше их разглядеть. Вы, наверное, уже догадались, что я буквально помешана на камеях. А в последние годы вообще ни о чем другом не думаю.
Лестат подошел к столику, а я ретировался, уступая ему место. Меня вдруг охватил страх, довольно сильный, что тетушка может интуитивно о чем-то догадаться, но уже в следующую минуту я понял, что Лестат полностью владеет ситуацией.
Разве другой вампир, мой Создатель, когда-то точно так же не околдовал тетушку Куин? Так какого черта я испугался?
Пока она разглядывала пуговицы, отметив, что на каждой из них изображена одна из девяти греческих муз, Лестат смотрел на нее сверху вниз и лучезарно улыбался, словно и правда был очарован.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34