— И что тогда?
— Последуем за ними, — сказал я таким тоном, будто доверил ему величайшую тайну.
Он посмотрел на меня, все еще закусив губу; наверное, он должен был выглядеть смешно с сосредоточенным лицом, нахмуренными бровями и неестественной серьезностью во взгляде, но почему-то так не выглядел.
— Ладно, — сказал он.
И это вовсе не прозвучало как шутка. Я подумал над возможным ответом, но, видимо, слишком мало взял их с собой в ручной клади; я подвигал бровями, пошевелил губами, почесал за ухом. Краем глаза я заметил приближающуюся стюардессу; она отреагировала на мой взгляд, словно охотничий пес на окропленный кровью след раненого зверя.
— Еще два кофе, но чтобы было как четыре. — Это одна из моих относительно удачных фраз; если даже она и не повышает качества принесенного кофе, то по крайней мере вызывает улыбку по ту сторону прилавка. Улыбку я получил, а вскоре нам принесли и кофе. Обычный, ничем не отличающийся от стандарта, что стало ясно уже после первого глотка. Я мило улыбнулся ожидающей благодарности стюардессе, и она удовлетворенно скрылась на камбузе, или как там называется ее кухня. — Видимо, все из-за давления или высоты, — буркнул я Будде.
— Что?
— То, что кофе в самолетах всегда жидковат. — Он посмотрел в свою чашку, наполненную светло-коричневой подслащенной жидкостью, и поднял на меня непонимающий взгляд. — Даже на Луне и то лучше. — Он все еще не понимал, о чем речь, и я махнул рукой, едва не опрокинув свою чашку. — Неважно, ты не поймешь, о чем я, если пьешь кофе со сливками. Я тебя уже спрашивал, появлялся ли Мануэль… А, знаю, спрашивал. — Я переставил свою чашку на его столик и снова выдвинул клавиатуру. — 01 Нам предстоит посетить два бара, в них видели Мануэля трижды, и кегельбан, там он был два раза. — Я повернулся к Будде и замер. — О господи!.. Ну и идиот же я! — Если бы места было больше, я бы ударил со всей силы по чему-нибудь важному, но свобода моих движений была ограничена. — Болван, дурак, дурак, дурак и еще раз дурак! — Будда открыл рот и удивленно посмотрел на меня. — Знаешь какие-нибудь крепкие слова, которые я мог бы употребить по отношению к себе? — В салоне самолета раздалась мелодичная трель, я бросился к клавиатуре, но было уже поздно. «Самолет заходит на посадку. Просим занять свои места и положить руки на подлокотники. Спасибо». Тот же текст появился на экране, на котором часть пассажиров смотрела какой-то фильм. С трудом сдержав злость, я задвинул отключенную клавиатуру на место. — Не волнуйся, уже все прошло, — сказал я Будде. — Я забыл… Ну и дурак же я… — Я коротко рассмеялся. — Ведь одновременно нужно было проверить и Красински! Если бы мы хотя бы раз встретили Мануэля вместе с Красински, у нас был бы чистый как девственница и надежный как ее принципы след. — Я застонал, потрясенный собственной глупостью.
— Ясное дело. Только что это значит — девственница? — Не ожидая ответа, он прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Из подголовника выдвинулись два мягких рожка и остановились на уровне наших лбов, спинка загудела моторчиком и обхватила тело боковинами, широкие скобы пригвоздили к подлокотникам руки, что всегда меня раздражало. Мне постоянно казалось, что в случае аварии я не смогу освободиться из их захвата.
Отказавшись от дальнейших попыток обвинить себя в умственной отсталости, я смирился с процедурой посадки, позволив креслу пришпилить меня к своей поверхности.
— Мистер Оуэн Йитс, — услышал я и машинально попытался выпрямиться. — Вам звонят, — продолжал профессионально приятный голос. — У вас около шести минут на завершение разговора. Соединяю…
С правой стороны кресла выскочила дуга с микрофоном.
— Оуэн? — послышался веселый голос Пимы. — Эй? Ты там?
— Да-да! Кресло только что своими объятиями возбудило мои эрогенные зоны.
— Ты говоришь так, как будто у тебя есть какие-то другие, — рассмеялась она. — Но к делу, как я понимаю, у тебя мало времени, так вот, звонил откуда-то из Европы некий Дембски…
— О нет…
— Да. И он просил тебе кое-что передать. Что он чувствует себя глупо, так как оказалось, что не столь уж трудно отыскать дедушку в газетных архивах. Что неожиданно для себя самого он нашел удовольствие в поисках собственных корней. Что старик иногда…
— Aral Если еще раз позвонит, то скажи, что я просто места себе не могу найти от счастья… Черт! — Самолет спикировал, и мне несколько секунд пришлось сражаться с выливающимся через пищевод кофе. — Извини, нашему пилоту не терпится… А чтоб его!.. — Нас тряхнуло так, что я ударился лбом о торчащие над головой предохранительные выступы. — Слушай, похоже, что это наш последний разговор, так что не будем тратить время на этого маньяка. Лучше скажи, что натворил Фил?
— Ничего.
— Не верю. Может, просто не знаешь?
— Нет. Я встречалась с миссис Фишер и разговаривала с ней.
— Фишер?
— Ну, Шпротой…
— А!
— У нее нет претензий к нашему сыночку. Доволен? Я переждал еще один приступ нарушения двигательных функций у командира экипажа.
— Что ты молчишь? Слов нет?
— Нет, я просто раздаю пассажирам петицию, в которой предлагаю, чтобы управление взял на себя автопилот. — Рядом со мной прошла стюардесса, видимо, она услышала мои последние слова и одарила меня через плечо холодной улыбкой. Я мысленно соединил выражения «последние слова» и «холодная улыбка», повеяло кладбищенским холодом. И тут же нас подбросило вверх, меня вдавило в кресло так, что у меня на мгновение отвалилась челюсть. Я сглотнул слюну, но сказать уже ничего не успел. В наушнике раздался громкий щелчок, и я услышал вежливый голос стюардессы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119