Орхидея испустила несколько резких бессвязных звуков.
- Прекрасная, но зловещая, - сказал я.
- Зловещая? - повторила за мной она. - Нет, гордая. - Она подошла поближе и заглянула в злобно шевелящуюся, огромную головку цветка. Орхидея затрепетала, колючки на стебле угрожающе изогнулись.
- Осторожно, - предостерег я ее. - Она чувствует даже самые слабые звуковые колебания.
- Тихо, - сказала она, делая знак рукой. - Мне кажется, она хочет петь.
- Это всего лишь обрывки тональностей, - объяснил я. - Она не исполняет музыкальных номеров. Я использую ее в качестве частотного...
- Слушайте! - она схватила мою руку и крепко сжала ее. Голоса всех растений в магазине низкой ритмичной мелодией слились в один поток, но один, более сильный голос, слышался над всеми: сначала он звучал тонко и пронзительно, как свирель, потом постепенно звук начал пульсировать, стал глубже и, в конце концов, разросся до мощного баритона, ведущего за собой хор других растений.
Я никогда раньше не слышал, как поет Паучья орхидея, и внимательно слушал ее. Вдруг я почувствовал что-то вроде легкого солнечного ожога, и обернувшись увидел, что женщина пристально смотрит на растений, кожа ее накалилась, а насекомые в глазах судорожно корчатся. Орхидея вытянулась в ее сторону, чашечка цветка поднялась, листья стали похожи на окровавленные сабли.
Я быстро обошел вокруг бака и выключил подачу аргона. Орхидея захныкала, в магазине начался кошмарный галдеж: оборванные ноты и голоса, срывающиеся с высоких "до" и "ля", слились в диссонанс. Вскоре тишину нарушал лишь едва уловимый шорох листьев.
Женщина схватила край бака и перевела дух. Ее кожа потускнела, существа в глазах перестали бесноваться и лишь слегка шевелились.
- Зачем вы ее выключили? - спросила она, тяжело дыша.
- Простите меня, - сказал я, - но у меня здесь товара на десять тысяч долларов, и подобный эмоциональный шторм в двенадцати тональностях может запросто выбить множество вентилей. Большая часть этих растений не приспособлена для оперы.
Она наблюдала, как газ сочился из цветочной чашечки, а листья один за другим опускались и теряли свой цвет.
- Сколько я вам должна? - спросила она, открывая сумочку.
- Она не продается, - ответил я. - Честно говоря, я совсем не понимаю, как она взяла эти октавы...
- Тысячи долларов достаточно? - спросила она, не отрывая от меня глаз.
- Не могу, - сказал я. - Без нее невозможно настроить другие растения. Кроме того, - добавил я, стараясь улыбнуться, - эта орхидея погибнет через десять минут, если вытащить ее из вивария. Да и все эти цилиндры и трубопроводы будут смотреться весьма странно в вашей комнате.
- Да, конечно, - согласилась она, внезапно улыбнувшись в ответ. - Я вела себя глупо. - Она в последний раз взглянула на орхидею и не спеша направилась к секции напротив, где продавались произведения Чайковского, весьма популярные среди туристов.
- "Патетическая", - наугад прочитала она на ярлыке. - Я возьму ее.
Я завернул скабию и вложил в коробку буклет с инструкцией, все еще глядя на женщину.
- Не волнуйтесь так, - сказала она весело. - Я никогда не слышала ничего подобного.
Я не волновался. Просто тридцать лет, прожитые в Вермиллион-Сэндз, сузили мой кругозор.
- Вы надолго в Вермиллион-Сэндз? - поинтересовался я.
- У меня сегодня первый концерт в клубе "Казино", - ответила она. Она рассказала, что зовут ее Джейн Сирасилайдз и что она - певица оригинального жанра.
- Почему бы вам не придти посмотреть на меня? - предложила она, и озорной огонек пробежал в ее глазах. - Я начинаю в одиннадцать. Может быть, вам понравится.
Я пришел на концерт. На следующее утро весь Вермиллион-Сэндз гудел от пересудов. Джейн произвела сенсацию. После представления триста человек клялись, что услышали все - от хора ангелов, поющих под музыку небесных сфер, до джаза. Что же касается лично меня, то, может быть, из-за того, что я слышал слишком много поющих цветов, я относился к этому более спокойно. Но теперь я знал, откуда появился на моем балконе скорпион.
Тони Майлз слушал "Сен-Луи блюз" в исполнении Софи Такер, а Гарри - Мессу си минор Баха-отца.
Они зашли в магазин и, пока я возился с цветами, делились впечатлениями от концерта.
- Изумительно, - воскликнул Тони. - Как ей это удается? Скажи мне.
- Гейдельбергская партитура, - восторгался Гарри. - Величественная, неподдельная. - Он с раздражением посмотрел на цветы. - Ты не мог бы утихомирить их? Они тут подняли адский шум.
Шум действительно стоял адский и, поразмыслив, я понял, отчего. Паучья орхидея полностью вышла из-под контроля и к тому времени, как я смог успокоить ее, окунув в слабый соляной раствор, она уже успела погубить кустарников более чем на триста долларов.
- Вчерашнее представление в "Казино" было ничто по сравнению с тем, что она устроила здесь, - рассказал я им. - "Кольцо Нибелунгов" в исполнении Стана Кентона. Эта орхидея сошла с ума. Я уверен, она хотела убить ее.
Гарри смотрел, как растение потрясает своими листьями, делая угловатые судорожные движения.
- Мне кажется, она настроена очень воинственно. Но зачем ей убивать Джейн?
- Ну не буквально, конечно. Ее голос, по-видимому, имеет обертоны, раздражающие чашечку цветка. У других растений такой реакции не наблюдалось. Они ворковали, как голуби, когда она трогала их.
Тони внезапно вздрогнул от радости.
На улице блеснула ярким солнцем пышная огненно-желтая юбка Джейн.
Я представил ее Гарри и Тони.
- Цветы, похоже, сегодня молчат, - сказала она. - Что с ними случилось?
- Я чищу баки, - объяснил я. - Кстати, мы все хотим поблагодарить вас за вчерашний концерт.
1 2 3 4 5 6