исчезнуть с банкета.
По небу растеклось кофе. Вспыхнули фонари, отбрасывая на рельсы скупые блики. Дома тянулись сплошным темным массивом, лишь кое-где в зазоры между ставнями сочился свет. Кортеж повернул обратно, к зданию на холме. Мартин запарковал бронекар на площадке перед подъездом.
– Банкет будет здесь?
– Нет, в мэрии, – ответил Гиченгли, многозначительно поглядев на полевой комбинезон гостя. – Вы, наверное, хотели бы переодеться?
– Хотел бы, – согласился Мартин. – Сейчас достану выходной костюм.
Выпустив мэра из кабины, он открыл скользящую дверь и прошел в жилой отсек. Одежда лежала в каюте, в одном из встроенных шкафчиков. Мартин выложил лишнее из карманов комбинезона, оставив кое-какие нужные мелочи, и выбрался наружу. Запер бронекар, включил охранную систему.
– Я переоденусь в номере, – сказал он мэру. – Хочу принять душ, я мигом.
Это был всего лишь предлог, чтобы забрать из номера скафандр. Комбинезон Мартин аккуратно скатал и запихнул внутрь. Остановился перед зеркалом: чисто выбритый, в белоснежном вечернем костюме с черными лампасами и черным жабо, он выглядел вполне светским человеком… разве что переброшенный через плечо громоздкий скафандр портил впечатление.
– Куда вы это несете? – удивленно спросил Гиченгли, ожидавший его в холле вместе с другими высокопоставленными Служителями.
– Заброшу эту штуку в машину, – объяснил Мартин. – Чтоб под ногами не валялась, а то вдруг ко мне гости придут?
Бронекар стоял в окружении кадмийских автомобилей, как гиппопотам в крольчатнике. С холма открывался вид на город: неясные темные очертания, опутанные бусами фонарей. Над горизонтом красноватым леденцом висел серпик луны. Спрятав скафандр, Мартин опять включил охранную систему и сел в машину Гиченгли. В этот раз он почти не слушал рассуждения мэра. Все его внимание было сосредоточено на дороге: он вычерчивал в уме схему, фиксировал ориентиры, прикидывал насчет времени и расстояния. Изредка односложно поддакивал. Спустя сорок минут машина Гиченгли выехала на площадь перед мэрией – Мартину показывали это здание днем: изрезанное арочными проемами и нишами для скульптурных украшений, облепленное розетками и карнизами, оно не имело на своей поверхности ни одного более-менее обширного ровного участка. Даже на поблескивающих в темноте металлических ставнях вздувались выпуклости, образуя сложные узоры. По ту сторону мощенной булыжником площади высился храм Единого. Кроме залов для священных церемоний, там находились, на верхних этажах, кабинеты Служителей. Мартин уже знал, что здешняя религия донельзя бюрократизована. Неудивительно, раз Коллегия Служителей является одновременно и духовной, и светской высшей властью и все государственные чиновники по совместительству Служители.
Притормозив, шофер дал задний ход, потом вновь послал машину вперед коротким рывком – чтобы дверца, возле которой сидел Мартин, оказалась вровень с алой дорожкой, спускающейся с крыльца мэрии.
– Выходите, господин Паад, – пригласил Гиченгли. – Эти люди встречают вас, небесного брата!
Когда Мартин, про себя чертыхнувшись, вышел, грянуло многоголосое песнопение. Очевидно, религиозный гимн. Он шел к сияющему желтому входу сквозь живой коридор; с обеих сторон, выбиваясь из доминирующего звукового потока, летели возгласы:
– …Больше электричества!..
– …Нужны ваши лекарства!..
– …Наказать преступников!..
– …Не хватает!..
– …Дорогу размыло!..
– …Кошку свою мне под дверь научила гадить!..
– …Привезите нам такие же!..
Уворачиваясь от рук, которые пытались схватить его за одежду, Мартин взбежал по ступенькам и оказался в ярко освещенном беломраморном вестибюле. Люди, ожидавшие его здесь, вели себя намного сдержанней, а толпу с улицы сюда не пускали рослые охранники в униформе с вышитыми золотом сложными символами. Следом вошел мэр со своими приближенными.
– Все кардубийцы возлагают на вас большие надежды! – изрек Гиченгли. – Трогательная встреча, не правда ли?
«Дал бы я тебе в зубы за эту встречу!» – дипломатично согласившись, подумал Мартин.
Сверкали позолоченные рамы картин, изображавших неких страждущих индивидов, переливались громадные люстры – словно в Кардубе и не было вышеупомянутых проблем с электричеством, на полу алели ковры. Мэр и почетный гость во главе процессии двинулись в банкетный зал. Мартин заметил, что все собравшиеся носят одежду одинакового покроя: женщины – свободные складчатые платья до щиколоток, наглухо закрытые, с длинными рукавами; мужчины – того же типа рубашки и строгие темные брюки. Вот расцветка варьировалась: белый, бежевый, кремовый, палевый, песочный, светло-серый… И у каждого слева на груди вышита золотистая эмблема. Служители, сообразил Мартин. А парни в форме – храмовая гвардия.
Банкетный зал находился на втором этаже. Пестро разрисованные панели черного дерева. Лакированный паркет. В простенках между окнами – картины все на ту же излюбленную кардубийцами тему: болезни, горе, скорбь, нищета. Расшитые искрящимся бисером портьеры.
– Народный стиль, – объяснил мэр. – Этому залу триста сорок два года, его оформлял непревзойденный Саршегри, Служитель и великий художник.
Мартин сам с собой побился об заклад, что сейчас он добавит: нуждается в срочной реставрации, вы должны этим заняться… И проиграл. Зал находился в отличном состоянии – яркие краски, идеально пригнанные друг к другу деревянные плоскости, нигде ни царапинки.
Столы, составленные в виде разомкнутого круга, ломились от закусок. Вина были легкие, но весьма неплохие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25