Я ей рассказываю про нее же, а она только хмуро бурчит в ответ одно
сложно: "Ну? Ну? Ну так… Ну… Ну было… И это было. Точно так и было. Так. Да нет, я ж
дала, чтобы упала бомба, ждала Ч понимаешь? Это не объяснишь… Ну? Да, они на
меня смотрели как на ненормальную. Я одна съела две огромные сковороды с
салом… Вали? Ох, Вали, Вали… Интересно, жива она еще? Она на пять лет старше м
еня. Ей сейчас шестьдесят семь. Вали тогда тоже подрубала (подъела) подход
яще. Ах, Люся… Зачем тебе все это ворошить? Как вспомнишь Ч жить не хочетс
я. Жизнь Ч это сложная штука…

ГОВОРИТ МОСКВА

На Сумской улице немцы открыли кинотеатр. В театре имени Шевченко зарабо
тала оперетта. Дворец пионеров на площади Тевелева отремонтировали. Теп
ерь это здание было «только для немцев». Значит немцы в Харькове устраив
ались надолго.
Пришла весна. Мы открыли окна и балкон, он выходил во двор того здания, кот
орое потом стало моей школой.
А сейчас в этом здании расположилась немецкая ремонтная часть. Во двор в
ъезжали машины, разгружали ящики, металлические детали, гусеницы.
Всем женщинам нашего и соседнего домов было приказано утром собраться. Д
ля чего Ч не сообщалось. Но за неподчинение приказу Ч расстрел. А вдруг о
пять будут угонять в Германию? Мы не спали всю ночь.
Утром я вместе с другими детьми бежала за строем наших мам. Они скрылись в
нутри здания. А мы спрятались за ящиками и подсматривали в окна. Там была и
мама, и тетя Валя, и мать Зои Мартыненко. Других помню только в лицо.
Окно на первом этаже распахнулось. Из него высунулась улыбающаяся тетя В
аля: «Доця! Ты где? Скорее сюда!» «Люся! Не бойся!» Ч это уже мамин голос. Я по
дбежала к окну и схватила на лету серый узел: «Доця! Все половые тряпки из
дома неси… скоро! Одна нога здесь, другая Ч там!»
В узле было два новых байковых халата. В таких ходили раненые в немецких г
оспиталях. Женщин собрали для того, чтобы они вымыли полы, вычистили здан
ие. А тетя Валя сообразила, что халаты могут пригодиться. Полы можно помыт
ь тряпками.
Свой халат она выгодно продала на базаре. А мне из халата пошили курточку
на «молнии» и шаровары с большим запасом внизу Ч «на вырост».
Я мигом слетала на четвертый этаж, собрала все тряпки Ч и обратно. Окно бы
ло открыто. И, подбегая, я услышала немецкую песню. Ее пели по радио. Как дав
но я не слыхала радио! Да и было ли это когда?
Тихо влезла на ящик, всунулась в окно и наткнулась прямо на немца, который
подпевал и дирижировал себе:
Ч О, киндер! Вас ист леус? Во ист мутер?
Мама произнесла сдавленным голосом:
Ч Пан, ист майн киндер… Ч В школе мама учила немецкий язык.
Он посмотрел на ворох тряпок у меня в руках и все понял. Взял у меня тряпки
и бросил их маме, погрозив ей пальцем. Все время он улыбался.
Комната на первом этаже была самой большой в здании. Когда я уже училась, з
десь был спортивный зал, потом столовая.
Тогда в этой комнате стояли спинки и сетки кроватей, ящики, чемоданы. Одна
кровать была покрыта серым одеялом. Я подумала, что она принадлежит немц
у. А музыка раздавалась из большого приемника, стоявшего на ящике рядом с
кроватью.
Немца звали Карл. Он был денщиком у командира этой части. Наше знакомство
состоялось в тот день, когда он не наказал маму. Первый раз я видела тогда
«другого» немца. Немец, а хороший…
Я осмелела. Решила: мама и тетя Валя моют полы, немец слушает концерт и сле
дит за их работой, а я пройдусь по двору Ч может, найду что-нибудь, что приг
одится в доме…
Папа все нес в дом. И железки, и дощечки, и гвоздики Ч «усе у доми хай будить
при всякий случай». У него было огромное количество пилок, молотков, напи
льников, рашпилей.
Папа меня учил: «Як идешь по улице, смотри униз на землю. Можа, якая провылк
а или гвоздок, попадеть Ч усе неси у дом, моя птичка. У хозяйстви згодится,
усе нада иметь при всякий случай…»
В доме папа постоянно что-то пилил, строгал, тесал. И непременно в комнате
или в том месте, где его заставала идея что-то смастерить. И желание сдела
ть квартиру уютной у мамы постепенно пропадало. Придет папа с новой идее
й Ч и все сначала…
А я так и ходила по улицам, глядя вниз. Мои карманы вечно были набиты ржавы
ми гвоздями, винтиками, проволокой. Не было ни одной свалки, мимо которой я
равнодушно могла бы пройти. Все развалины вокруг были мною тщательно об
следованы.

В этом дворе не нашлось ничего такого, что могло бы пригодиться в хозяйст
ве.
Немецкая музыка уже кончилась. По радио говорил мужской голос Ч наверно
е, немецкие известия. Сижу под окном на ящике и жду своих. Потом «затрыкал»
приемник Ч музыка, речь, хор, марш: немец что-то искал.
Ч Тс-с… Ком, ком, рус панинка, Москау. Тс-с, Москау… «Говорит Москва. От Сове
тского Информбюро…» Ч И на весь двор полилась из окон русская речь.
Я поднялась и заглянула в окно. Женщины стояли в углу, сбившись в кучу. «Ле
витан, Левитан, Фрося, держись, не плачь, а то он поймет…» Ч донеслось из-за
угла. Левитан говорил что-то очень важное. Лица у женщин были посветлевши
е, торжественные, в глазах стояли слезы.
«На фронтах… оставили город… несут потери…»
Немец улыбался. Он радовался, что преподнес «сюрприз» русским «панинкам
». Он улыбался даже; тогда, когда красивый голос произнес: «Победа будет за
нами! Смерть фашистским захватчикам!»
После «Левитана» начался концерт Краснознаменного ансамбля. Немецкие
офицеры шли по школьному коридору. А когда услышали нашу песню, засмеяли
сь: «О, рус, Катюша… Катюша!» И пошли, чеканя шаг…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33