Мама, в белой юбке, в белой
майке и в белом берете, дирижировала хором. Пели все! И я не помню грустных
людей, грустных лиц до войны. Я не помню ни одного немолодого лица. Как буд
то до войны все были молодыми. Молодой папа, молодая мама, молодые все! И я с
ними Ч счастливая, радостная и, как мне внушил мой папа, «совершенно искл
ючительная».
В левом углу от двери в нашей комнате стояла знаменитая двухспальная кро
вать с никелированными спинками и шариками, которые я постоянно откручи
вала. Эта кровать служила моим родителям около тридцати лет, до 1969 года. В т
от год они переехали ко мне в Москву. Кровать осталась в Харькове, а им при
шлось купить современную тахту, которую папа проклинал и благоговейно в
споминал ту незабываемую кровать с сеткой и периной. А может, он тайно взд
ыхал по тому времени, когда был молодым, сильным…
У папы было очень много друзей. Особенно до войны. «Друзья» Ч это те, с кот
орыми его связывало дело, баян, профессия. «Кровенные друзья» Ч это те, с
которыми он говорил о профессии за столом. Раз вместе поднимали рюмки Ч
значит, этот друг становился «кровенным», то есть кровным. Без друзей о во
дке в доме не было и речи. Но стоило папе сесть за стол с «кровенным» Ч вст
упал в силу его характер: как это так, чтобы кто-то оказался сильнее его? Чт
обы он кому-нибудь уступил?
Были среди друзей и подруги. «Ухажерки». Те, которые ему нравились, за кото
рыми он ухаживал. Одинокие женщины, которых он утешал или словом, или тихо
нько похлопывал их ниже спины, так чтобы Ч не дай бог! Ч нее увидела мама.
А я все видела и никогда своего папочку не выдавала. Папа всю жизнь до стар
ости пользовался большим успехом у женщин.
Он был прекрасно сложен, выше среднего роста. Очень сильный и чрезвычайн
о легкий в движениях. Танцевал пластично и любое па брал с ходу. У папы был
и синие глаза, темные вьющиеся волосы и открытый, теплый взгляд. Но самым п
рекрасным в нем была улыбка! Когда он улыбался Ч улыбались все! Если пред
ставить себе то время, те моды, моего папу с лучезарной улыбкой да еще с ба
яном в руках… Да ни одна женщина не могла устоять!
Были у него и бесконечные поклонники. После работы около нашего окна его
уже поджидали несколько человек.
Я смотрела на маму: чем кончится? Или папа их пригласит в дом, и я буду высту
пать, или он даст им денег, и они уйдут. И тогда я не буду выступать, а буду сл
ушать сказку.
А один поклонник был непьющий. Он входил, здоровался, глядя неотрывно на п
апу, садился на диван и клал на колени кепку. Папа сидел напротив, на нашей
кровати с шариками, и играл для него. Для таких «настыящих» ценителей муз
ыки папа безукоризненно играл «репертуар», усвоенный еще в муздраминст
итуте: два марша Ч «Привет музыкантам» и «Старые друзья», танго «Брызги
шампанского», польку-бабочку и «Турецкий марш» Моцарта. Этот поклонник
все прослушивал, благодарил, прощался, все так же неотрывно глядя на папу,
и уходил.
Ч Что ему от тебя надо, Марк? Ну раз послушал, ну два… Сколько можно? Черте
что!
Ч Леличка, он тибе мешаить? Хай человек слушаить… И мне тренировка…
Среди поклонников были и нищие. Они знали все его маршруты и поджидали па
пу на дороге. Все знали его по имени и отчеству. Еще бы! Щедрее никто не одар
ивал! Папа останавливался, разговаривал с ними, расспрашивал. Ему все был
о интересно.
До войны каждое утро в нашей маленькой комнатке раздавался стук в окно. В
форточку просовывалась голова растрепанного человека. У него в горле бы
ла резинка, а на кадыке железка с дыркой, из которой вылетал свист. Он был к
алека. Звали его Андрей. Я не могла к нему привыкнуть. При виде его всегда з
абивалась в угол.
Ч Да ты не бойсь его, дочурка. Ета хороший человек. Людям усем нада памага
ть… Ты даешь, и тибе бог дась… Во, моя детка…
Этот Андрей приходил к нашему окну каждый день, как на работу. Постучит, по
дождет, а потом хрипит: «Марк Гаврилович! Здравия желаем…»
Ч Иди, Ч ядовито говорила мама, Ч твой дружок пришел…
Ч Полегчий, полегчий, девка, на поворотах, а то быстро у меня схватишь. Ч
И, широко улыбаясь, вырвав у мамы деньги, направлялся к окну. Деньги всегда
были у мамы. Папа их моментально тратил или безвозмездно отдавал «взайм
ы». Андрей мне не нравился. Тут я была на маминой стороне. Такой нахальный,
неприятный человек, а папа с ним так…
Этот калека всегда сидел на углу Рымарской и нашего Мордвиновского пере
улка. Около того здания, с которым у меня потом будет так много связано…
При вступлении немцев в Харьков в этом здании была сперва немецкая ремон
тная часть, затем Ч немецкий госпиталь. Когда Красная Армия в первый раз
освободила Харьков, в нем был наш красноармейский госпиталь. Потом немцы
вновь взяли Харьков. Опять в этом здании разместился немецкий госпиталь
. И, наконец, 1 сентября 1943 года оно стало моей школой N 6. В этой школе я проучил
ась все десять лет.

ВОЙНА

Было так весело и празднично. Было лето. Наш детский сад на лето переехал в
Ольшаны, под Харьковом. На всех праздниках в садике я пела, на Новый год бы
ла Снегурочкой. Воспитательница говорила папе и маме: «Ваша Люся должна
стать актрисой». Ч «Да! Ета ув обязательном пырядке. Так и будить!» Ч зав
ерял ее папа. Я была влюблена в мальчика Семочку. На сохранившихся фотогр
афиях мы с мим везде рядом.
И вдруг родители срочно увозят нас в Харьков. Еще утром мы были в лесу на п
рогулке. Нарвали ромашек и сиреневых колокольчиков. А вечером уже оказал
ись дома, и увядший букет лежал на диване…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33