А вас, дорогой, — повернулся бы он к сыну человеческому, — я бы попросил получше войти в роль. Больше драмы, больше мимики — вас же все-таки распинают…И тем не менее у нас с ним добрые отношения. Может быть, потому, что я никогда не пытался устроить себе рекламу с помощью телекамер «Ока».— Николас, — спросил я его, — ты по самой своей конституции способен высидеть десять минут спокойно и не перебивая меня?— Тишина! — крикнул Николае сам себе. — Мотор!Он действительно ни разу не прервал меня, пока я рассказывал ему о Нове.— Можешь на меня положиться. Дин, — торжественно сказал он, когда я замолчал, — я тебя не оставлю. Сколько бы ты ни просидел в сумасшедшем доме, каждое рождество я буду навещать тебя.— Спасибо, Ники, я всегда знал, что у меня есть настоящий друг.Я выудил из кармана прямоугольную магнитофонную кассетку и положил ее на стол.— Это еще не все.Подкладка куртки никак не хотела отрываться, но наконец я вытащил измятые фотокарточки.— И это еще не все. Два с половиной месяца тому назад Оскар Клевинджер, сын Генри Клевинджера попал в катастрофу на монорельсе. У него была безнадежно раздроблена нога и исковеркана рука…Я подошел к двери и позвал:— Оскар, иди сюда, сынок.Оскар вошел в кабинет Николаса и пробормотал:— Добрый день.— Оскар, это мистер Николас Дани. Ники — это Оскар Клевинджер. Сынок, если тебе не трудно, сними брюки и рубашку.Первый раз в жизни я увидел на лице Николаса растерянность. Он даже по-детски разинул рот, глядя на загорелую фигуру Оскара.— Оскар, если тебе не трудно, покажи дяде, как работают твои ручки и ножки.Оскар пожал плечами — жест, которому он уже успел научиться и который успел полюбить, — и стал на руки. Нельзя сказать, чтобы он сделал это профессионально. Он простоял секунды три и грохнулся на пол, но Николас уже закрыл рот. Очевидно, это придало ему энергии, потому что он набросился на меня с вопросами. Он забрасывал меня ими, швырял их а меня.Договорились мы на том, что оригиналы фото и магнитной пленки останутся у него в сейфе, я же получу копии. Кроме того, я сделаю все, что могу, чтобы добыть координаты Новы, потому что найти лагерь в тропических лесах континента — задача практически невыполнимая.В гостиницу я решил не возвращаться. Если мы действительно были с Оскаром мишенью, лучшего стрельбища, чем отель «Сансет вэлли» и не придумаешь. Во-первых, людям из красного фургона известно, что мы остановились именно там, поскольку номер был заказан ими же. Во-вторых, тихий загородный отельчик с симпатичной и внимательной администрацией, которая всегда готова вручить друзьям постояльцев запасные ключи, — разве это не удобно?Вместо этого мы отправились на крошечную квартирку, ключ от которой нам дал Николас Дани. 21 Дежурство было тягостным и бесконечным, как неудачный брак. Два нарка с ножевыми ранами. Не могли разделить одну дозу героина на двоих. Зашивая раны, доктор Пуласки подумал, что занимается на редкость бессмысленным делом. Как только они придут в себя, снова начнут просить, требовать, угрожать — им нужна будет очередная доза белого снадобья.Интеллигентный старичок, у которого кто-то хотел отнять на улице бумажник. Вместо того чтобы извиниться за то, что в бумажнике так мало денег, старичок стал звать на помощь и получил ее в виде удара кулаком по носу. Скорее даже кулачищем, потому что кости переносицы были раздроблены, нос свернут на сторону. Плюс легкое сотрясение мозга. И все за двенадцать НД.Ребенок, сбитый машиной. Элегантно одетый джентльмен с четырьмя перстнями на жирных пальцах и пятью автоматными пулями в груди. Как будто не могли его отвезти прямо в морг…Доктор Пуласки в последний раз не спеша вымыл руки. Каждый палец в отдельности — привычка Можно было идти домой. Он доплелся до дежурной комнаты, снял халат. Он устал. Раньше случалось оставаться на ногах по две смены — и ничего. А теперь стал уставать. И не определишь сразу, где накапливается усталость. Ломит спину, хочется расправить плечи, поглубже вздохнуть, но плечи не расправляются.Доктор Пуласки вытащил из кармана пачку мариси. Единственное, что приносит успокоение и поднимает тонус — сигарета с марихуаной.Вечно сестры оставляют включенным телевизор. Доктор Пуласки хотел было протянуть руку, чтобы выключить его, но на экране загорелся зеленый глаз — «Око». Новости. Черт с ними. Пусть будут новости, хотя новости-то все далеко не новые: чья-то грандиозная свадьба. «Господи, — подумал доктор, — хоть бы раз показали не свадьбу, а развод». Новые весенние модели электромобилей. Волнения безработных.Внезапно доктор Пуласки выпрямился. Из зеленого «шеворда» вылезли двое. Какой-то тип и Оскар Клевинджер. Тот, у которого была раздавлена нога и рука во время катастрофы на монорельсе. И которого забрал из больницы его отец. Надменная скотина. Миллионер. Оскар Клевинджер шагнул навстречу отцу и вскинул руки для объятия.Доктор Пуласки едва успел вскочить и ткнуть пальцем в кнопку стоп-кадра. Оскар Клевинджер застыл с поднятыми руками. Двумя здоровыми руками. Стоя на двух здоровых ногах.Может быть, протезы? Но доктор Пуласки знал, как выглядят люди с протезами всего через два с небольшим месяца после ампутации руки и ноги. Недаром он двадцать лет был хирургом.Этого не могло быть. Кости не могли срастись. Там же не было костей. Он вспомнил рентгеновский снимок.Этого не могло быть. Никогда. И то, что в стоп-кадре стоял улыбающийся Оскар Клевинджер, стоял на здоровых ногах, подняв здоровые руки, было для доктора Пуласки оскорбительно. Оскорбительным было то, что он, хирург с двадцатилетним стажем, считает это невозможным, а телевизор доказывает обратное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41