А на вопрос, обречен ли, по ее мнению, Славик стать таким же чудовищем и подонком, как все остальные мужчины, бабушка закрыла лицо руками и закричала тоненьким голосом:
— Ни в коем случае!
Как вы понимаете, я сразу же перестал быть желанным гостем в их доме, но и правда — что делать бедному Славику?! Он ведь при всем желании не сможет сделать себя девочкой…
Но баловать Славика считалось жизненно необходимым, и уж где-где, а на даче Славик делал только то, что он хотел, и не только на собственном участке, а решительно везде, куда бы он только не забредал. То есть он топтал овощи в огородах, жрал или портил чужие яблоки, обижал животных и детей, а если его пытались остановить, «плювался». Этот глагол изобрели специально для описания художеств Славика, который плевал на тех, кто ему делал замечания, и пинал их ногами. Плевал совсем не в переносном смысле, а вполне материально — слюной.
В трудных же случаях жизни, если врагов было слишком много и Славик сам не мог с ними справиться, он просто-напросто дико орал:
— Бабушка!
Бабушка прибегала и в зависимости от обстановки или крушила ненавистного врага, или хватала Славика в охапку для временного тактического отступления.
Справиться со Славиком оказался в состоянии только один дачный сосед, мрачный мужик лет пятидесяти пяти, отставной полковник авиации из Западной группы войск. Когда Славик попытался полить керосином его персидского кота, полковник отнял у Славика керосин и пообещал в другой раз вылить ему керосин в задницу. Славик плюнул на полковника, укусил его за палец и пнул, угодив под колено. На вопли Славика прибежали уже обе бабушки — орал он попросту чудовищно, и на этот раз причины были: полковник вооружился пучком крапивы (причем его руки-клешни не нуждались ни в какой защите; так прямо голой рукой он сграбастал крапиву, этот полковник). И этим пучком полковник с большой экспрессией охаживал по голому заду Славика, зажав его между колен.
Дико вопящие бабушки отняли еще более дико вопящего Славика, и весь оставшийся вечер стонущее дитя лежало на животе, а бабушки меняли примочки на его заду. Впрочем, врач не дал справки об избиении ребенка — никаких следов не было, что тут поделать. А чудовище-полковник сказал, что Славика нужно держать на весу за одну ногу, а второй рукой пороть, пока Славик не исправится и не станет похож на любого нормального мальчишку. С полковником я тоже как-то общался и, поздравив его с победой над Славиком, уточнил — пороть там надо целую семью, начав по старшинству именно с бабушек: это будет самым справедливым. Полковник, в целом соглашась, высказал свое мнение о том, чего именно не хватает бабушкам, помимо здоровенной порки, и какие изъяны в их личной жизни необходимо ликвидировать, потому что эти изъяны и довели их до жизни такой…
Вот этот самый семилетний Славка, очень противный, избалованный мальчишка, и погнался за нашей знакомой — за кошкой. Погнался просто потому, что кошка прошла себе по дачной уличке, между участками, и Славик захотел с ней поиграть. Не один человек видел, как важно шествовала кошка и как мчался Славик, размахивая пластмассовым игрушечным ведерком. По собственным словам Славика, он не хотел сделать ничего плохого — только хотел надеть это ведерко на голову кошке и проверить, поместится она в ведерке или нет. Справедливости ради: для Славика это и в самом деле куда как скромные планы.
О дальнейшем известно немного… в смысле, достоверного немного: что Славик, забежав в березовую рощицу за кошкой, тут же вылетел оттуда с диким ревом и кинулся спасаться к бабушкам. Самое внимательное изучение не подтвердило, что взбесившаяся кошка рвала Славика когтями и зубами и вообще покушалась на его молодую жизнь и драгоценное здоровье. Никто и пальцем не прикоснулся к Славику, и тем не менее он пребывал в совершеннейшей панике и уверял, что у него болит живот, кишечник и, кажется, еще болят и уши…
Ни один из бесчисленных врачей, которым показывали Славика, не был в состоянии найти у него решительно никакого не то чтобы заболевания, даже малейшего отклонения от нормы. Разумеется, бабушки негодовали на врачей и рассматривали их как чудовищ, забывших клятву Гиппократа и презревших всякие человеческие чувства. Если анализ не давал никаких оснований для беспокойства, делался только один вывод — что надо изучить что-то другое… И вскоре Славик превратился в самого изученного мальчишку во всем Красноярском крае, а может быть, и во всей Российской Федерации. Ничего не находилось, никакие заболевания не угрожали «бедному мальчику», а он тем не менее киснул и чахнул уже несколько дней. Как нетрудно догадаться, чего никак не изучали у Славика, так это состояние его психики и нервную систему: обе бабушки приходили в неистовство при одном только намеке на такую необходимость, считали личным оскорблением любое упоминание о пользе такого исследования.
Но на прием к невропатологу Славик все же угодил — под предлогом чисто формальной консультации. А невропатолог оказалась женщиной неглупой и побеседовала со Славиком довольно обстоятельно. Славик же на этот раз оказался необычайно мил и вежлив — бабушки напугали бедного мальчика до полусмерти, и теперь он очень не хотел плохих отношений с теми, от кого зависело его выздоровление… А невропатолог оказалась женщиной внимательной и не пропустила мимо ушей ни слова «кошка», ни места происшествия. И то ли она уже слыхала что-то про эту кошку, то ли действовала чисто профессионально, раскапывая первопричину… Не знаю, потому что не знаком с этой дамой, хотя ее фамилию мне и называли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135