— Павел?!
Парень, кивнул, чуть подался вперед, и тут же его стиснули — без грубости, но непреклонно, взялись руками за плечи.
— Значит, так… Детей ваших мы в пещере спасли. Заплутали они там, в пещере. Но только парень — вот он, здесь, а девушку мы придержали. Она близко, тут вот идти совсем рядом… Только мы так понимаем: пойдем мы сейчас в деревню… Так. В деревню, значить, и пойдем. Там и посмотрим, как что. Если и правда все правильно, есть Россия… А если нет, тогда не обессудьте — и сами не выйдем, и парня с девушкой не отдадим.
— Ваня, все так… И Россия есть, и коммунизм пи… медным тазом накрылся, и веру никто не преследует. Пошли? Тут до деревни мы за час доедем…
— На чем доедем? На телеге?
— Нет, в машине.
— Так… Это которая без лошади?
— Без лошади, Ваня, без лошади. Зато доедем очень быстро.
— Та-ак… Ну ладно, давай так, Акакий: вот ты и ишо один… скажем, этот… Вы двое нас везете в деревню, чтобы мы вашу жизнь посмотрели. И Павла и… ну, вот его, вашего одного, мы в избушку свою уведем, от греха… Мы, значит, смотрим и решаем. Если все ладно, — тогда будем все выходить и вашего парня отдадим, и девку тоже. Что, согласны?
Остро, проницательно глянул Иван на Акакия, и так же напряженно, выжидательно, уставились все остальные. Нападать на них? Но на кого? На удивительных русских людей, просидевших в лесу три поколения? Да и Ирину так не вытащишь…
…Солнце еще только шло к земле, только подумывало сесть, когда старенький ГАЗ-66 остановился у дома Мараловых, и из машины стали выходить странные, невиданные люди, привлекая общее внимание, в том числе внимание гэбульников.
Фрол Филиппович туда не пошел, а вот Коля с Вовой, конечно же, потащились — снимать информацию.
— А вот и они! — громко, звучно сообщил Михалыч, — те самые, кто вас загонял в горы! Их организация много раз поменяла название, но они и сейчас сидят под портретами Дзержинского!
— Эти, что ли?
— Эти самые.
— Не похожи… Врете вы, господин хороший — тут ни рогов, ни хвоста…
Но все же насторожились мужики, придвинулись… Ничего не сделали они гэбульникам, только уставились на них в упор и без особой, как нетрудно понять, нежности.
Солнце только что село, и еще совсем прозрачным оставался прохладный, густой по вечернему воздух, когда машина сделала круг над Малой Речкой, и опустилась на полянку у реки. К тому времени мало кто из спасателей еще отсутствовал, и шуму получилось очень много.
Утихли вопли Ревмиры, источающей потоки слез над потерянным и найденным дитятком. Дитятко, впрочем, идти домой не пожелало, заявило, что будет жить у Мараловых, если там Павел. Наобнимались, наорались все Андреевы.
Латов задавал вопросы детям — вроде бы вполне отеческие вопросы, но как-то так получалось, что к концу разговора он неплохо знал, как пройти в деревню Ключи и какую вооруженную силу способна выставить деревня. И вот тут удивила Ирина… Оттолкнув тарелку, в третий раз опустевшую от борща, девочка спросила, и что характерно — с совершенно серьезным выражением:
— Один только вопрос, Валерий Константинович… Вы мне отдадите хотя бы половину клада, который и без того мой?
Ирине удалось то, что мало кому удавалось: она сразу же привела Валеру Латова в самое замечательное расположение духа.
— Ну и вопрос, прямо из Стивенсона… — заулыбался Валера. — «А отдаст ли ваш сквайр Трелони мне тысячу фунтов, которые и так мои?!»
— Я вполне серьезно говорю.
— Отдам, детка, отдам. И половину, и даже весь отдам. А что, возникают вопросы?
— Я знаю, где этот клад… Они не смогли найти клад, потому что я им не сказала… Вернее, сказала неправильно. Так что вопросы возникают.
— Маме?! Матери неправильно сказала?! — в некоторых отношениях Латов был такой же тупой, как Маралов.
Ирине только и оставалось, что длинно и влажно вздохнуть, лицемерно отвести глаза. Ну что поделать, если взрослый дяденька не понимает простых вещей… Вроде бы Валера Латов был очень опытный дяденька. И с проститутками Валера спал, потом гонорею лечил, вылечить не мог полгода, потому что снова понесло по блядям, и подцепил он гонорею второй раз. И табуреткой, и ножом отстаивал право спать с женщиной в каком-то низкопробном кабаке. И на женщине он женился, у которой перед венцом приходилось еще спрашивать, как зовут. В общем, знал дяденька кучу всего, о чем Ирина, можно сказать, не имела никакого представления, да и по сей день не имеет (и правильно делает, что не имеет, между прочим). Но что поделать, если такой взрослый, опытный дяденька тоже понятия не имеет кое о чем. Например о том, что мама может взять и спереть клад у дочки. Мама. Мамочка. Мамуля. Вот скажем, Иркина мама взяла и преспокойно сперла клад, и ничего тут уже не поделаешь. А дяденька вот смотрит ненормальными глазами, и никак не в силах понять, поверить, что так оно все и есть, что присвоила клад, и весь сказ…
— Да, маме… Валерий Константинович, я могу вам рассказать эту историю, только это будет уже в третий раз… Дмитрий Сергеевич ее уже знает, он нас даже увозил… В общем, мы с Пашей хотели выйти туда, где клад. А там уже мама с папой и с ее… в общем, с одним другом мамы. И мы сбежали.
— Сбежали от места, где клад, чтобы не идти туда, где твоя мама с папой и с другом?
Теперь Валера Латов начал проявлять понятливость и был вознагражден улыбкой Иры.
— Да… Они же клад украли. Дед его мне завещал.
— А где, говоришь, клад закопан?
Ирина откровенно колебалась.
— Михал Андреич, вы…
— Ира, ты как хочешь. Клад твой. Но с Валерием Константиновичем я советую быть откровенным.
— А вы поможете достать клад?
— Я готов, но… — Михалыч откровенно колебался, — но вертолет — не мой, и казаки подчиняются не мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162