А еще у Лены тогда была подруга, родом из Казахстана, Наташа Керберды. Было у Наташи и другое имя, казахское, но его Наташа чаще всего даже не сообщала – «все равно не выговорят». Наташа училась вместе с Леной и все рассказывала про своих родственников в Казахстане. Получалось у нее необычайно интересно, все родственники в рассказах Наташи оказывались невероятно умными и мудрыми людьми, и в их жизни национальные особенности, сами по себе страшно интересные, соседствовали с прекрасным чувством юмора и знанием всех современных реалий. Скажем, рассказывая, как ее приезжали сватать, Наташа упоминала:
– Тут бабушка выходит из юрты, руку к глазам прикладывает. Только жених из машины вышел, спрашивает строго так: «Ты кандидат?» Жених кланяется: «Конечно, бабушка, конечно, кандидат! Как можно!» – «А каких наук кандидат?» – «Технических, бабушка, технических!» – «Лучше бы физических, внучек… Ну ладно, раз кандидат, пройди в юрту!»
И Лена хохотала до упаду, не зная, чему верить в этих историях, чему не верить. Конечно же, Лена просто мечтала поехать в гости к подруге, и случай представился после третьего курса: выдались две недели между трудной экспедицией и началом учебного года, грех не воспользоваться…
Работы почти весь август велись в Красноярском крае, на берегах озера Косоголь (об этом месте еще будет отдельный разговор). Лена и Наташа участвовали и в разведках для поиска писаниц. Изображения нашли примерно там, где и ожидали: на скальных выходах, замыкавших старую долину озера, – километрах в трех от современной береговой линии. Погода до сих пор вроде бы радовала, а тут решительно испортилась, работы продвигались медленно.
Тут в отряде нашлись и любители играть в шаманистов. Такие любители, впрочем, регулярно находились во всякой степной экспедиции; вопрос только, насколько серьезно они играли и как это все воспринималось окружающими. На этот раз любитель нашелся солидный – заместитель начальника экспедиции, кандидат наук и так далее. Этот дяденька взял на себя все разведки и съемку писаниц, все время возвращаясь на базовый лагерь.
Почему-то этот человек придумал, будто духа-хранителя долины Косоголя зовут А-Фу. Почему именно А-Фу, а не, допустим, Чи-Ли, это никому неизвестно. Во всяком случае, хакасы, и в том числе и шаманы, покатывались со смеху, только услышав это бесподобное «А-Фу».
А Пидорчук (с этим человеком мы уже встречались) развлекался, как мог: связывал, например, металлические кружки, нанизывал на проволоку или веревку, дико гремел ими возле скал. Это он так привлекал внимание духов. Или орал диким голосом, приплясывал, колотя деревянной скалкой по крышке от котла, – изображал шаманское камлание. Веселило это развлечение многих, но вот видимого влияния на мир духов как-то не оказывало, и, во всяком случае, мерзкая погода установилась надолго.
– А-Фу, не шали! – махал пальцем на низкое небо Пидорчук, угрожая выдуманному им «духу». Металлической посуды в экспедиции хватало, дров для «шаманского» костра всегда было несложно собрать, и игра в шаманистов продолжалась, хотя всему остальному отряду, кроме Пидорчука, под конец изрядно надоела.
Дожди лили. Лили так, что начало разливаться крохотное озерцо возле скал – мелкая бессточная старица, почти болото. Столько воды выпало на степь в эти недели, что старица, вонючее теплое прибежище жуков-плавунцов и рыбешек, вышла из берегов и залила степь на несколько сотен метров вокруг – ни пройти, ни проехать.
По этому поводу Пидорчук тоже поскакал, повыл с кастрюлькой и связками кружек, но результаты были кислые, как и следовало ожидать.
В общем, все были рады окончанию сезона, и особенно Наташа, потому что могла съездить домой и показать подруге людей, о которых рассказывала уже года два.
Лена принимала и путешествие, и новые для нее места – казахстанскую степь – как всякий молодой и душевно здоровый человек, то есть с огромным интересом. Здесь, меньше чем в сутках езды от Кемерово, очень был заметен юг: вроде бы всего три градуса южнее Кемерово, а солнце стоит непривычно высоко, все залито пронзительным светом; Лена вспоминала невольно Украину, юг России, куда возили ее в детстве.
В синеве парили орлы… По крайней мере, Лена так называла для себя этих огромных птиц. Наташа со смехом уверяла, что это коршуны, а орлы гораздо больше.
Только тут, в Семипалатинской области, Лена сообразила, что слово «казашка» применительно к ее подруге действительно что-то означает. Лена выросла в Кемерово, родственники жили в Барнауле, а состав населения этих городов такой, что Высоцкий глубоко прав:

Вот бьют чеченов немцы из Поволжья,
А место битвы – город Барнаул.

Лена привыкла, что всяких народов бывает много, но все они друг на друга неуловимо похожи и разницы особой нет. Только тут до нее вполне дошло, что юрта – это и правда такое жилье, а не местное название пятиэтажки, что опыт жизни ее подруги кое в чем совершенно иной, чем у нее самой, у Лены.
Мало того, что, во-первых, в летнее время они и правда жили в юрте, а там все устроено совсем особенным образом, не как в квартире.
Во-вторых, родственников у Наташи было очень много, гораздо больше, чем у Лены. Все эти родственники приходили и приезжали, и со всеми надо было сказать хотя бы несколько слов.
В-третьих, тут были совсем особенные отношения… Приехал, к примеру, дед Наташи, совсем необразованный старик; он и по-русски-то говорил плохо. Имя-отчество деда запомнилось, как Керберды Мамаевич… А может быть, на самом деле было и не совсем так. Но главное, деда все очень уважали, и его слово было страшно важным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136