Мы страшно радуемся этим передачам. Они настолько тупы, до такой степени комедийны, что просто невозможно принимать всерьез не только их, но и весь их предмет. Эти передачи – самый лучший способ сделать нас закоренелыми советскими атеистами. Мы упиваемся чушью, на выход которой в эфир потратил большие деньги какой-то американский или корейский псих. А советские психи потратили еще большие деньги, чтобы мы не могли слушать эту чушь и смеяться над ней. Ванькина физиономия расплывается в жизнерадостной ухмылке, он просто не может слушать спокойно это идиотское «Аннеччка-а» и начинает подпрыгивать на табуретке и все глупее улыбаться.
Крепкий чай, сигарета, наше общество постепенно приводят Ваню в более вменяемое состояние… Но самое главное – чтобы послушать «корейского проповедника», он пришел к нам на стационар. А раз пришел – тут уже я сижу, приходится, как он ни стеснялся, знакомиться.
Вот Ваня и рассказал мне первым эту историю – где-то в июле 1992 или 1993 года. Рассказывал он очень долго, много раз сбивался и прерывался и, похоже, временами жалел, что вообще начал что-то и кому-то рассказывать. Должно быть, Ваню сильно мучила эта история – именно потому, что очень уж она расходилась с официальным советским мировоззрением. А Ваня, что поделать, по крайней наивности на двоемыслие был не способен органически, и весь советский официоз, что называется, «заглатывал» без малейшей критики и даже без малейшего сомнения. Ему, похоже, был необходим кто-то, кто сумеет ему разъяснить эту историю так, чтобы он и дальше мог жить, ни в чем особенно не сомневаясь. Я пересказываю ее таким образом, чтобы придать истории как можно более литературный вид.
Было это в 1988 году. Тогда лето было – невероятно влажное, дождь почти не переставал. В некоторых экспедициях за весь июль и август работали дней пятнадцать или двадцать, да и то чаще всего не полностью. Местами начинала работать своего рода местная «фабрика погоды»: утром выкатывалось солнце, и на глазах наблюдателей испарения поднимались в небо. К середине дня новоиспеченные облака дымкой закрывали солнце, начинало парить, и к вечеру проливался самый настоящий летний ливень, струи которого еще утром были частью луж и ручейков.
Красноярское водохранилище переполнилось, и с него сбрасывали столько воды, что началось настоящее половодье в конце июля и в августе. Уже много лет, с 1967 года, пойма Енисея не заливалась половодьем, а тут подтопило и посевы, и луга, приведя в смятение скот и пастухов. Работа на реке превратилась в сущее наказание, да еще несколько раз за июль выдались грозы, и очень сильные, опасные.
Ванюша должен был зажигать бакены где-то около 10 вечера, и было уже совсем почти темно из-за туч. Ваня не пошел спать, решил «подежурить», как он выразился. На берегу Енисея речники сделали удобную скамейку, вкопали деревянный столб и все это накрыли навесом. Так что дождь хлестал, выл ветер, волны колотились в берег, а Ваню это волновало слабо. К бессонным же ночам привык он давно – и работая бакенщикам, и браконьерничая.
Было около двух часов ночи, когда с реки донесся многоголосый крик. Ваня видел – что-то большое выносило из-за излучины реки. Видно было плохо, но ведь невелика разница, на чем несчастье – на теплоходе, самоходной барже или на катере. В любом случае это темное могло быть только судном, с которого шел гомон множества голосов, и Ваня метнулся к моторке.
Мимо Юксеева несло что-то совершенно непонятное… Ну, сначала рассмотреть эту штуку было непросто, потому что судно тонуло, опускаясь в воду другим бортом. А борт, обращенный к Юксеево и к Ване, высовывался из воды так сильно, что становилось видно окрашенное темным брюхо. На боку штуки, которую никак не мог определить Ваня, торчало что-то огромное, круглое, – он никак не мог понять, что именно. Тем более, было темно.
Лодка Ивана шла гораздо быстрее, чем несло судно, и он обогнул его с носу, чтобы посмотреть, что же это такое. На носу с другой стороны он прочитал название: «Москва» и еще какие-то цифры, ни о чем ему не говорящие. Никогда Ваня не слышал о корабле с таким названием. На носу корабля горел странный фонарь – вроде бы за толстым стеклом теплился живой огонек. Теперь крики слышались очень явственно, и можно было различить «Спасите!» и «На берегу!»
Правый борт судна низко накренился над волнами, и Ваня увидел на этом, нависшем над водой борту, множество людей. Некоторые просто стояли, вцепившись в поручни, другие оживленно бегали, говорили что-то друг другу, сложив ладошки, кричали на берег. Этих людей было неплохо видно в свете фонарей, особенно когда вспыхивали зарницы. Ваня держал свою лодку так, чтобы ее сносило рекой одновременно с этим странным судном, и у него было много времени рассмотреть его странности. Люди на борту были очень странно одеты. Женщины в длинных закрытых платьях, совершенно не по моде, мужчины в пиджаках непривычного покроя, а несколько – в совершенно незнакомой форме. Один, пожилой, в пенсне и с бородищей, все порывался петь что-то божественное, его то и дело прерывали. Молодая женщина вцепилась в руку своего спутника, все шептала ему что-то на ухо.
«Тонет он… – сообразил Ваня. – Как его ни называй, а тонет!»
Иван никак не мог понять, управляет ли кто этим судном или оно так само по себе и плывет, куда его несет река. Он стал кричать людям, чтобы они рулили к острову, вон уже отмель недалеко! Никто не обращал на его вопли ни малейшего внимания, и Ваня подрулил поближе, хотя ему и было очень страшно – а вдруг эта штука опрокинется и заденет его лодку заодно?! Теперь Иван оказался буквально в нескольких метрах от опустившегося к реке борта, от людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136