Но волки не подошли к избушке, и Костя четыре дня провел в ней наедине с мертвым отцом. Когда он не спал и не топил печку, он разговаривал с отцом, гладил его по лицу, рассказывал сам себе сказки. На пятый день ехавшие по тракту обратили внимание, что в избе топится – клубы дыма вырывались из полуоткрытой двери. А тут еще вышел на улицу мальчик и выстрелил в воздух из пистолета…
У этой истории полусчастливый конец – все-таки мальчик остался жив, добрался до Иркутска, его вырастил кто-то из родни, и Костя Веденяпин, когда вырос, стал приказчиком, а потом и самостоятельным купцом.
И есть у этой истории два следствия. Одно – вполне в духе того, что можно назвать «сибирской жутью», но совершенно материалистическое… Состоит это следствие в том, что ямщиков поймали очень легко – они и не думали скрываться. Пропив свою долю, ямщики преспокойно отправились домой, в большое село Макарово, откуда обычно и отправлялись караваны по Лене. Там этих людей и повязали, причем на суде они вели себя довольно бодро, даже кланялись Косте Веденяпину и все повторяли, что это их «черт попутал», и что потом они пропивали дуван отдельно, а вот приказчики в один прекрасный момент внезапно уехали и их долю тоже увезли. Были они биты кнутом и отправлены в каторжные работы на десять лет каждый. Дальнейшей их судьбы я не знаю, и она мне мало интересна.
Интереснее то, что Сеняпина поймали почти так же легко: уже под самую весну он приехал в то же самое Макарово, собирался ехать и в Иркутск, опять наниматься в приказчики, да узнал, что Костя остался в живых… Он бежать было, но крепкие сибирские мужики скрутили «сердобольного» мусульманина и сдали его полиции: не то совершилось преступление, чтобы выгораживать преступников. Этот тоже пошел по этапу.
Интереснее всего, что главный-то преступник, старообрядец Иванов, скрывался ни много ни мало двадцать лет! Так и засел в глухой тайге в верховьях Витима; жил, скоре всего, охотой и рыбной ловлей. Где брал одежду? Частью шил из шкур, а частью… Давно были кое-какие подозрения у людей, местных казаков, потому что, бывало, пропадали люди во вполне определенном месте. То есть это вообще бывает, что люди пропадают на дороге, но если не пуржит, не метет, если не происходит ничего опасного, а люди все-таки уезжают из деревни и не возвращаются, это наводит на размышления.
И провели как-то они, казаки с Вилюя, своего рода охоту «на живца», вынудили преступника высунуться из норы: за санями, запряженными парой коней, в нескольких верстах шел целый небольшой отряд. Шел тихо, незаметно, а в санях лежали еще вооруженные люди, накрытые медвежьей дохой, чтобы не видно было, что везут.
Преступник снял метким выстрелом ямщика – этот человек пострадал, отдал жизнь «за други своя». Но тут затаившийся преступник имел дело уже с несколькими решительными людьми, поднявшимися из саней, да еще подходил целый отряд казаков…
Стоял ясный мартовский денек, мороз пустяковый для этих мест, от силы градусов тридцать, и на снегу превосходно видны были следы негодяя; казаки легко нашли место, из которого он пришел. Оказалось, всего в нескольких верстах от реки, единственной дороги, была устроена тайная избушка, ловко устроенная в глубине узкого ущельица-распадка. Так, что мимо нее можно было пройти совсем рядом – и ничего даже не заподозрить. В избушке было две двери. Одна вела в избу из распадка, а вторая сделана была в противоположной стене и вела на крохотную, в несколько шагов длиной, площадку, стиснутую между стенами распадка и стеной избушки. На этой площадке хранились две ободранные и разделанные лошадиные туши и труп человека, подвешенный вместе с кониной.
В избушке хранилась и одежда по крайней мере троих пропавших без вести людей. Каждую зиму преступник брал какого-то одинокого путника, ехавшего на лошадях. Что логично – убив ямщика и пару лошадей, преступник получал столько мяса, что ему хватало на всю зиму.
Преступник ушел на лыжах, но теперь в северной тайге, без огня и горячей пищи, он был совершенно обречен. Через два дня преступника настигли у истоков речки Эконды – похоже, он рассчитывал уйти через хребет. Страшно обморозившийся, весь черный, он вызывал отвращение и страх, даже если бы не знать, что он людоед. Отмерзшие уши отвалились еще до поимки, а в теплой избе стали чернеть и отваливаться прямо куски лица – щеки, нос, подбородок с бородой, кожа и мышцы на лбу. Опознать это существо не было никакой возможности, а себя он не назвал и даже не отвечал на вопросы – только выл по-звериному.
Умирал он трое суток, под конец дико выл уже беспрестанно, все боялся каких-то существ, которые мерещились ему в углах избы. Но от священника он шарахался, буквально не мог находиться с ним рядом.
Почему народная память прочно связала это создание с Ивановым – не знаю. Факт остается фактом – связала, и самым прочным образом.
Еще менее понятно, почему и как оказались связаны с Ивановым по крайней мере две избушки – одна в верховьях Лены, другая на Витиме.

Глава 37
НЕПОНЯТНАЯ ИЗБУШКА


Что за дом стоит,
Погружен во мрак,
На семи лихих
Продувных ветрах?..

В. Высоцкий

С этой избушкой вообще все непонятно, и на карте ее местоположение показывают в настолько разных местах, что просто диву даешься. То уважаемый коллега обещает показать ее, «если будешь на Макарово», – а это самые верховья Лены. То вдруг оказывается, что эта избушка перемещается к устью Витима, чуть ли не на тысячу километров севернее. А то и вообще перемещается эта поганая избушка на какие-то притоки Лены.
Одно время я откровенно ржал, уверенный, что выдумали эту избушку!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136