Похоже, он часто пропадал в лесу, надеясь на такую же встречу, но вот ему решительно не везло, не попадались ему самому люди в странной форме и со странным оружием. О том, кто могут быть эти люди, ходило много разных домыслов, но если кто-то и считал их пришельцами из другого мира, то такие поповские мысли, чуждые историческому материализму и марксизму-ленинизму, он уж точно держал при себе и только при себе. И когда «наш опер» связал этих людей с бандой Соловьева, трудно описать всю меру нашего изумления – что моего, что Коли К., что еще одного мужика, завхоза экспедиции.
Обстановка была крайне романтической: примерно час ночи, тихие равнины в свете луны, аромат скошенных трав, реки и леса, светлая лента дороги, уходящая вдаль, силуэты палаток на фоне мерцающего от луны неба. Мы четверо не спали, пили чай и разговаривали вполголоса, потому что лагерь давно уснул, а завтра надо было на работу. Обсуждали «этих, странных», и завхоз, очень увлекавшийся НЛО, все пытался убедить нас – мол, это все инопланетяне. Изучают нас, «работают под людей», а поскольку их планета, видимо, находится далеко, то и получают они сведения о землянах с опозданием на несколько десятилетий. Потому и появляются в такой странной форме…
Тут-то, как я понимаю, и не вынесла душа поэта… то есть «нашего опера». И проворчал он, что интересуются ими вовсе не в его конторе, а в другой фирме, посерьезнее, что неужели мы сами не видим – это же люди из банды Соловьева, и что ему ведено с ними поговорить, а хорошо бы и договориться.
Некоторое время мы молчали, как пришибленные. Ощущение и впрямь было такое, словно «наш опер» вдруг вынул из-под скамейки суковатое полено и шарахнул нас им по голове. Не говоря ни о чем другом, нам как-то и в голову не приходило, что он может иметь отношение к «фирме посерьезнее», – очень уж был дяденька приличен и никогда не вел никаких стукаческих разговоров о верности Родине и партии, праведности социалистического пути или о личностях «вождей первого государства рабочих и крестьян». Хотя, кстати говоря, именно с ним многие бы и пошли на такие разговоры!
А еще удивительнее было упоминание о Соловьеве и его банде, тем более о попытках о чем-то с ними «договориться». Потому что кое-что об этой банде мы слышали, но знали о ней немного. И было для нас крайне дико и само упоминание банды, и готовность кого бы то ни было вспомнить про банду в связи со странными людьми в лесу, и уж тем более о том, что кто-то хочет вступать с «этими» в переговоры.
Тем более, что попытки перевести все в материалистический план «наш опер» тут же беспощадно порушил:
– Данилыч, так это что, они до сих пор в горах сидят? Так, что ли?
– Ну что вы несете, мужики?! Какое там «сидят»?! Последний помер лет сорок назад…

Кое-что о банде Соловьева

Несомненно, необходимо рассказать о явлении, с которым волей-неволей приходится иметь дело.
…Все началось с того, что казак села Соленоозерного Иван Николаевич Соловьев воевал в армии адмирала Колчака. После поражения наших он ушел в свои родные места, в долину Белого Июса, думая заняться хлебопашеством или купить пару-тройку лошадей и заняться извозом. Неожиданно для него самого Ивана Николаевича арестовывают как бывшего колчаковца и увозят в Ачинск. Из Ачинской тюрьмы он бежит и тогда-то создает свой отряд.
Отряд И.Н. Соловьева, разумеется, отродясь не был ни в каком смысле бандой. В этом отряде в разное время было от 50 до 1000 человек, причем зимой отряд уменьшался – люди расходились по домам. Весной его ряды росли.
В сущности, не так уж много делал этот отряд последний сполох Гражданской войны. Вести правильные военные действия у Соловьева не было никаких сил, да он и не пытался очистить губернию от коммунистов. Число одних чоновцев в уездах, где действовал его отряд, превышало число его солдат в несколько раз. В масштабах двух-трех уездов, не более, его отряд мог одно: мешать продотрядам грабить крестьян, отнимать у них зерно и скот.
Причем не столько воевал с самими продотрядами, сколько нападал на ссыпные пункты, на обозы, везущие мясо забитого скота, железнодорожные станции и раздавал крестьянам то, что было у них отобрано.
На что он надеялся? Победить Советскую власть? Нет, на это он надеяться не мог. Мог, наверное, рассчитывать, что в центре страны, в самой Москве, в Петрограде, «что-то произойдет». Что что-то изменится само собой: или победит новое Белое движение (хотя откуда ему взяться?), или изменится, переродится сама Советская власть. Больше ведь надеяться было не на что. И основу его отряда составляли такие же, как он люди, или уже приговоренные Советской властью, или органически не способные жить под ней.
Идеология повстанцев хорошо передается буквально несколькими фразами из обращения Н.И. Соловьева «Ко всему населению», после начала массового взятия заложников: «Мы всегда полагали, что эта власть кроме обмана и жестокости, кроме крови ничего не может дать населению, но все-таки полагали, что правительство состояло из людей нормальных, что власть принадлежит хотя и жестоким, но умственно здоровым. Теперь этого сказать нельзя… Разве вообще допустимо, чтобы психически нормальному человеку пришла в голову мысль требовать ответа за действия взрослых у человека малолетнего…
Граждане, вы теперь видите, что вами управляют идиоты и сумасшедшие, что ваша жизнь находится в руках бешеных людей, что над каждым висит опасность быть уничтоженным в любой момент» (Ачинский филиал ГАКК, я. 1697, on. 3, д.18, л. 194).
К 1924 году стало очевидно, что сил воевать больше нет, что на помощь никто не придет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136