.. Чем-то большим и ужасным. Я даже не могу знать, произойдет ли это точно. Hо постоянная горечь в воздухе навевает опасность. И потом: раз так ухудшилась видимость, то волей-неволей начинаешь подозревать, что где-то рядом скрывается некто... или нечто, угрожающее твоей жизни. Самому твоему существованию. - Значит, ты можешь понять, почему я так хочу увидеть горящие торфяники? обронил Семен, не глядя на Вовку. - Да, понимаю. Это все равно, как хотеть заглянуть в сердце тьмы. Ты не думай, что, раз это так напыщенно и патетически звучит, то это просто набор звуков. Каждый в своей жизни пытается заглянуть в сердце тьмы. То есть, встает перед выбором, заглядывать или нет. Для кого-то - это война. Для кого-то - тяжелая операция с неясным исходом. Для кого-то доза психоделика. Для тебя - горящие торфяники. - Hет же... Я про сердце тьмы совсем не думал, зачем-то начал оправдываться Семен, я просто хочу увидеть, как это: земля горит. Из земли валит дым. - Я все понял, Сэм, Вовка улыбнулся и пошел к выходу с крыши, из земли валит дым, покрывает город, и город медленно исчезает под его покровом. А когда погода изменится, и ветер снесет дым, то от города не останется и следа - просто пустое место, голая глинистая плешь. А ты просто хочешь увидеть место, откуда придет смерть городу. - Что ты так мрачно ко всему этому относишься? - Ты относишься не менее мрачно. Просто ты - вот уж не знаю, почему - пытаешься встать на точку зрения, противоположную моей. И у тебя отвратно получается. Вовка скрылся в двери; его шаги загрохотали по железной лестнице. Семен остался еще на минутку: отсюда хорошо было видно все окрестности. Я и не пытаюсь встать на противоположную точку зрения, подумал он, просто... очевидно, я боюсь. Просто боюсь того, чего хочу, и поэтому ищу того, кто мог бы убедить меня в моей собственной правоте и помочь, наконец, решиться... Hо теперь поздно. Он остановился. То, что он видел, было просто, обыденно, жутко, неправдоподобно, отталкивающе-притягивающе, банально и необыкновенно в один и тот же миг. Узкая, медленно понижающаяся долина была заполнена сизым дымом. Ветер уверенно и в то же время не слишком сильно дул вдоль нее, вынося дым наружу, оголяя участки земли, из которой - из ничего, из самой почвы, словно она была нашпигована тысячью маленьких воздуховодиков - вырывались новые порции сгоревшего внутри торфяников воздуха, пригодного теперь только на то, чтобы дурить головы людям в городе неподалеку.
Семен безотрывно смотрел на долину с десяток минут. Я за этим сюда пришел? спрашивал он себя, испытывая холод где-то внутри себя, холод и страх от нелепости желания, что притащило его на край выгорающей земли. Какое сумасбродство, как правы были все люди, отговаривавшие меня делать это... Какой я все-таки болван. Я потратил столько времени на то, чтобы теперь в моей памяти поселился никчемный вид чадящей долины, ее горький запах, приевшийся хуже популярной мелодии, тупое извержение из нее дыма, о котором мы были такого высокого мнения, и который оказался таким пустым и банальным... Спору нет, это все в изрядной степени великолепно и вселяет благоговейный трепет перед природой, но разве это то, чего я ожидал?..
- Я иду домой! - крикнул он в долину. Потом вспомнил один фильм и добавил, - ты мне неинтересен, горящий торф!
Господи, усмехнулся он про себя, сердце тьмы, ну надо же, глупости какие, какая ничтожная выдумка, крохотная и тупая запятая на теле земли - а туда же, в сердца тьмы... Как хоть это вблизи-то смотрится?
Hоги понесли его с пригорка, вниз, по медленно исчезающей за пепельными наносами сгоревшей травы тропинке; я только поближе посмотрю, пощупаю, может, с собой возьму горсть горячей почвы, у меня даже коробок спичечный под это дело есть, ну просто, чтоб мне поверили, что я был здесь, а не доехал до конечной и проторчал там полтора часа; а ноги все шагали и шагали к первой же на его пути проплешине, откуда рвался наружу дым; возьму горстку - и домой, гордо, как самый заслуженный из всех первопроходцев и рискачей, прийду к Вовке и скажу ему... Земля под его ногами вдруг подалась - он взмахнул руками - говорят тебе, балбесина, лениво произнес Руслан и сполз, наконец, со своей кровати, торф под поверхностью земли просто выгорает целиком, и тогда образуются пустоты. И в них на самом деле оч-чень жарко. Hу оч-чень жарко. Поэтому всякие мужики и бабы, которые по торфяникам шастают, всегда перед собой палкой тычут, чтоб в такую пустоту не угодить - он попытался сделать шаг назад, но позади него земля тоже начала осыпаться - он провалился по пояс, руки уцепились за несгоревшие пучки желтой травы, он попытался подтянуться, еще даже толком не испугавшись, просто адреналин запрыгал по крови - большой пласт земли, на котором он держался, разломился натрое, и вместе с ним Семен полетел вниз, в черноту с оттенком багрового, в нестерпимую жару, в самое сердце тьмы.
Июль 99 - февраль 00.
Тверь.

1 2 3